Кровавые девы

Казалось, золотистый свет лампы, проникший внутрь сквозь щели в двери чулана, заструившись вдоль зрительных нервов, прожег мозг насквозь.

– Нужно спешить. В доме вот-вот проснутся.

Голос за дверью принадлежал женщине.

«Кто это? Рина?»

Огонек лампы на миг заслонила тень.

– Верхняя дверь закрыта? – из последних сил крикнула Лидия.

Дверца чулана распахнулась настежь. Свет лампы выхватил из темноты троих, сгрудившихся в узком дверном проеме. Дверь наверху, ведущую к лестнице, они затворили: ни один отблеск занимающейся зари внутрь не проник.

В золотистом сиянии пламени Лидия разглядела и озабоченно наморщенный лоб доктора Тайса, и гримасу тревоги на бесцветном костлявом лице Гуго Текселя в обрамлении нелепых бакенбард… и триумфальную улыбку Петрониллы Эренберг, державшей лампу над головой.

Глава двадцать вторая

«Во всяком случае, то, что я делал, я делал с благими намерениями».

Так сказал Хорис Блейдон, когда Эшер упрекнул его в том, что он выпускает сотворенного им вампира кормиться на задворках Лондона и Манчестера – городов той самой страны, защите коей, по собственным же словам, посвящает труды.

А сам он, Эшер, чем лучше?

«Все убийства, совершенные им отныне, падут на твою голову…»

В бескрайней тьме подземелья Эшер едва мог понять, где кончаются воспоминания и начинается сон. Все мысли, все чувства вытеснил страх перед тем, что на уме у Бенедикта Тайса и во что могут вылиться его замыслы во время и после войны. Неужто он, да и все прочие, всерьез полагает, будто подобное живое оружие со временем не заживет собственной жизнью?

«Я делал то, что должен был делать, – и делаю – для общего блага…»

В попытке сосредоточиться Эшер перевел дух и прислонился затылком к камню колонны за спиной.

Все они так говорят.

«Я знаю, что делаю», – утверждал Блейдон.

Так тоже говорят все до единого.

«Храни нас Бог, – устало подумал Эшер, – от “знающих, что они делают”. Включая сюда и меня самого».

В подземелье стоял такой холод, будто здесь, внизу, скопилась стужа всех зим, минувших со времени постройки дома. Несмотря на поношенную куртку, Эшер неудержимо дрожал и никак не мог уснуть. Между тем каждый час бодрствования подтачивал силы, а через двое суток, если он не ошибся в расчетах, когда они с Якобой приедут в Берлин, силы и ясность мыслей понадобятся настоятельно. Догадываясь, отчего она не опасается упустить его днем, Эшер понимал: действовать придется как можно быстрее, иначе ему конец.

Шарлоттенштрассе…

Это со стороны Потсдама, одна из элегантных кирпичных вилл, резиденций владык загородных земель, юнкеров, наезжающих в столицу, чтоб посещать оперу да устраивать браки меж сыновьями и дочерьми; феодальной знати, живущей на прежний манер за парламентской ширмой Рейхстага; воинов, и душу, и сердце вложивших в Армию.

Солдат, с нетерпением ждущих Войны, ни секунды не сомневающихся в славной победе…

…и ни на миг не задумывающихся, во что Война, завершившись, превратит мир.

Правящие германской деревней помещики полагают единственным достойным уважения занятием военную службу – подобно французам, считающим, что даме приличествует сойти с тротуара, уступая дорогу офицеру в блестящем мундире. Разумеется, им не по силам вообразить себе мир, где войны стали слишком опустошительными, слишком жестокими, чтоб продолжать их. «Мужество, мужество!» – вот он, единственный ответ, вполне понятный чистокровной германской душе…

Что делать, явившись к полковнику фон Брюльсбуттелю на порог, Эшер даже не представлял.

Однако как бы там ни обернулось (а он был практически уверен, что полковника придется убить, если с ним еще не покончил Исидро), проделать все это нужно как можно быстрее и сразу же, с полуденным поездом, покинуть Берлин.

– Не бросайте их на погибель, – прошептала Лидия.

Гоночное авто мадам Эренберг шло на удивление ровно, но и от этого голова кружилась так, что Лидия опасалась потери сознания.

– На погибель? – Петронилла Эренберг приподняла безупречно изящную бровь. – Дитя мое, доктор Тайс будет стеречь их как родных детей, пока Тексель не вернется с гробами и экипажем. Хвала Небесам, он прихватил с собой докторский саквояж и слуги в доме не проснутся раньше времени.

Мадам покосилась на Лидию, блеснув зеленью глаз в свете раннего утра.

– Что же там произошло? И как вы, фрау Эшер, сумели свести знакомство не только со зрелым вампиром… кстати, кто он такой?.. но и с одной из моих дев?

Но Лидия сочла самым разумным откинуть голову на элегантный ворсистый плюш автомобильного сиденья (тем более что притворяться, изображая жуткую головную боль, ей не требовалось) и вновь прошептать:

– Не бросайте их на погибель…