Кровавые девы

Осекшись, Исидро умолк. Повернув голову (казалось, у нее самой сломана шея, да и сдержать новый приступ тошноты стоило немалых трудов), Лидия обнаружила, что Евгения спит в углу тесного чуланчика, где они едва смогли поместиться втроем. Смежившая веки, слегка приоткрывшая рот, она ничем не отличалась бы от любой другой спящей девчонки пятнадцати лет, если бы не клыки.

– Сон вампира настолько подобен настоящему сну? – негромко пробормотала Лидия.

– Нет, госпожа, – ответил Исидро, качнув свечой. – Сколько вы видите огоньков?

Лидия, съежившись, отвернулась: казалось, свет иглой вонзился в глаза.

– Больше, чем хотелось бы.

– Тогда сколько пальцев?

– Откуда мне знать? – Язык ворочался во рту будто чужой. – Я без очков. Голова болит сильно.

– Нисколько в этом не сомневаюсь, госпожа, и, будь у меня при себе, в кармане, лишняя, я, безусловно, поделился бы ею с вами. В остальном вы целы?

– Не знаю.

Лидия принялась припоминать последние минуты схватки. Стоило поднять руку, все тело – как, впрочем, и на любое движение – откликнулось жуткой болью, однако она, нащупав распоротый ворот английской блузки, дотянулась до шеи. Цепочка оказалась на месте.

– Меня ведь не укусили, если не ошибаюсь?

– Нет.

– А с Джейми все в порядке?

Исидро ненадолго умолк.

– Он тоже был с вами, здесь?

Причину вопроса Лидия поняла отнюдь не сразу. О чем он? Казалось, мысли в голове еле шевелятся, память никак не желала расставаться с последним образом: сильные бледные пальцы Исидро, будто щупальца какого-то хваткого моллюска, оплетают лицо худощавого вампира с холодным взглядом, назвавшего ее vyedyma, что бы это ни означало… надо будет при случае спросить Разумовского.

Будто подбирая слова по одному из нескольких разных блокнотов, разложенных на столе, она наконец сумела составить внятную фразу:

– Разве вы с ним не вместе?

«Может, я что-либо упустила?»

Вновь долгая пауза, а затем…

– Я не считал его человеком, склонным предать меня, но знал, что у него имеются свои планы. Проснулся я в доме, арендованном для себя в Берлине, но, отправившись к нему, на месте его не нашел. И чемоданы, кажется, были сложены не так, как их обычно складывал он. И записки при них не нашлось. Я искал его по всему Берлину почти до рассвета, но нигде – даже в тюрьме или в канцелярии германского министерства внешних сношений на Вильгельмштрассе – не нашел ни следа. Таким образом, что с ним сталось, мне неизвестно.

– Джейми…

Голова раскалывалась от боли, кружилась так, что чулан словно качался из стороны в сторону, описывая над землей широкие дуги. Едва сдерживая тошноту, подкатившую к горлу, Лидия крепко вцепилась в тонкую руку Исидро и безутешно расплакалась.

Сочувствовать и утешать у Исидро было не в обычае – очевидно, за триста пятьдесят четыре года его способность к состраданию сошла на нет заодно с мимикой и большей частью жестов. Вероятно, за это время он окончательно убедился, что, вопреки обычным в подобных случаях заверениям, кончится все отнюдь не благополучно.

Однако вампир нежно провел ладонью вдоль прядей ее упавших на лоб волос. Когти Исидро коснулись кожи легонько, точно лапки мотылька, голос прозвучал не громче дуновения ветра:

– Полноте, полноте, госпожа…

– Зачем вы убили ее? – всхлипнув, спросила Лидия. – Отчего просто не отпустили?

Снова молчание – столь продолжительное, что Лидия пришла в ужас: не сморил ли вампирский сон и его? Не придется ли ей лежать здесь, погребенной с ним в одном склепе, до самого…

«Судного дня?»

– И куда бы она пошла, госпожа? – наконец отозвался Исидро, как будто не только понял, о ком идет речь, но и ждал этого вопроса при первой же встрече уже полтора года. – Сказать откровенно, – медленно, после еще одной долгой паузы продолжал он, – по-моему, ее лишил жизни один из вампиров, обитающих во дворце, в старом Гареме, видевший Маргарет, а может, и говоривший с ней, когда она заблудилась там в ночь беспорядков, охвативших Армянский квартал. Не стану утверждать, будто в свое время не покончил бы с нею сам, – добавил он, в то время как Лидия, крепче прежнего стиснув его ладонь, безутешно рыдала, вздрагивая всем телом, словно все беды, постигшие ее с тех пор, – и смерть не родившегося ребенка, и мучительное ощущение, что она предана, только не миром, а собственным сердцем, – трескались, распадались на части. – Однако меня опередили… ну, ну, госпожа, что вы? Так не годится. Джеймс – человек недюжинный, опытный…

– Так зачем вы солгали мне?

– Затем, – объяснил Исидро, – что дружба живого с мертвым ни к чему хорошему не приведет.

Лидия заморгала, сощурилась, вглядываясь в его лицо. Заношенная, грязная рубашка с распахнутым, обнажившим ключицы и жилы на шее воротом рассказывала о тяготах его тайного путешествия в Петербург красноречивее всяких слов. Как же он добирался сюда без бдительного присмотра живого? Или при помощи сновидений, или значительной суммы, или шантажа, или любого из прочих методов, что в ходу у вампиров, склонил кого-либо в Берлине охранять его и распоряжаться багажом, пока в спутнике не минует надобность?