Кровь и железо

— Сознавайся, Реус, — тихо прошептал Глокта, — и безболезненно закончи это прискорбное дело. Сознайся и назови сообщников. Мы уже знаем, кто они. Всем нам будет легче. Поверь мне, я не хочу причинять тебе боль, это не доставит мне удовольствия. — Ничто не доставит. — Сознайся. Сознайся, и тебе сохранят жизнь. Ссылка в Инглию[10] не так страшна, как её малюют. От жизни там всё равно можно получать удовольствие, как и удовлетворение от честной работы на службе твоего короля. Сознавайся! — Реус уставился в пол, облизывая зуб. Глокта откинулся назад и вздохнул.

— Или не сознавайся, — сказал он, — и я могу вернуться со своими инструментами. — Иней двинулся вперёд, его широкая тень упала на лицо толстяка. — Возле доков найдено плавающее тело, — выдохнул Глокта, — раздутое от морской воды и страшно обезображенное… опознать… совершенно невозможно. — Он готов заговорить. Он толстый, созревший и готов лопнуть. — Увечья были нанесены до или после смерти? — беззаботно спросил он у потолка. — И был ли таинственный покойник мужчиной или женщиной? — Глокта пожал плечами. — Кто знает?

Раздался резкий стук в дверь. Лицо Реуса дёрнулось, снова преисполненное надежды. Проклятье, не сейчас! Иней направился к двери и со скрипом её открыл. Прозвучали какие-то слова. Дверь закрылась, Иней[11] наклонился и прошептал Глокте на ухо.

— Эфо Фекуфор, — донеслось шепелявое бормотание, из которого Глокта понял, что за дверью стоял Секутор[12].

Уже? Глокта улыбнулся и кивнул, словно новости были хорошими. Лицо Реуса немного помрачнело. Почему человек, который занимался сокрытием товаров, не может скрыть свои эмоции в этой комнате? Но Глокта знал, почему. Сложно оставаться спокойным, когда ты запуган, беспомощен, одинок и отдан на милость человеку, у которого милости нет вовсе. Кому, как не мне, это знать? Он вздохнул и спросил самым утомлённым тоном, какой только мог изобразить:

— Желаете ли сознаться?

— Нет! — Теперь в свинячьих глазках узника снова был вызов. Он посмотрел в ответ, тихо и настороженно, и втянул воздух через зубы. Удивительно. Очень удивительно. Но, с другой стороны, мы только начали.

— Реус, этот зуб вас беспокоит? — Глокта знал о зубах всё. Над его собственным ртом поработали лучшие специалисты. Или худшие, как посмотреть. — Похоже, сейчас я должен вас покинуть, но пока меня здесь не будет, я буду думать о вашем зубе. Хорошенько поразмыслю, что с ним сделать. — Он взял свою трость. — Хочу, чтобы вы думали обо мне, и о том, как я думаю о вашем зубе. А ещё я хочу, чтобы вы очень тщательно подумали о том, чтобы подписать признание.

Глокта неловко поднялся, выпрямляя ноющую ногу.

— Впрочем, полагаю, вам хватит и простых побоев, так что оставлю вас на полчаса в компании с практиком Инеем. — Рот Реуса от удивления округлился. Альбинос поднял стул вместе с толстяком и медленно развернул. — В таких делах лучше него не сыскать. — Иней взял пару потёртых кожаных перчаток и начал тщательно натягивать их на свои огромные белые руки, по одному пальцу за раз. — Вам ведь всегда нравилось всё самое лучшее, а, Реус? — Глокта направился к двери.

— Подождите! Глокта! — завопил Реус через плечо. — Подождите, я…

Практик Иней зажал рот толстяка рукой в перчатке и прижал палец к своей маске.

— Ч-ш-ш-ш, — сказал он. Дверь со щелчком закрылась.

Секутор стоял, прислонившись к стене в коридоре и поставив одну ногу на штукатурку. Он немелодично насвистывал под маской и водил рукой по длинным тонким волосам. Когда Глокта вышел, он выпрямился и слегка поклонился, и по его глазам было ясно, что он улыбается. Он всегда улыбается.

— Наставник Калин хочет вас видеть, — сказал он с местным простонародным акцентом, — Кажись, таким сердитым я его никогда не видел.

— Секутор, бедняжка, ты, должно быть, в ужасе. Ларец у тебя?

— Да.

— И ты взял что-нибудь для Инея?

— Взял.

— Надеюсь, и для своей жены тоже?

— О, да, — сказал Секутор, и его глаза заулыбались сильнее обычного, — О своей жене я хорошо позабочусь. Если она у меня когда-нибудь будет.

— Хорошо. Я спешу откликнуться на вызов наставника. Когда я пробуду там пять минут, зайди с ларцом.

— Просто вломиться в его кабинет?

— Вламывайся, да хоть рожу ему располосуй, мне всё равно.

— Я бы так и сделал, инквизитор.

Глокта кивнул, отвернулся, а потом повернулся обратно.

— Ну, Секутор, не режь его на самом деле, ладно?

Практик улыбнулся глазами и убрал в ножны свой жуткого вида нож. Глокта закатил глаза к потолку и захромал прочь. Его трость стучала по плиткам, а нога пульсировала болью. Щёлк, стук, боль. Таков был ритм его шагов.