Кровь и железо

Логен увидел почерневший круг на месте костра, недогоревшие ветки и утоптанный пепел вокруг. Увидел большое бревно, на котором сидели Тридуба и Доу, когда напали плоскоголовые. Увидел разбросанные по поляне остатки изорванных и сломанных вещей. Он насчитал трёх мертвых шанка, скрючившихся на земле. У одного из груди торчала стрела. Три мёртвых, но живых не видать. Это удачно. Удачно как раз настолько, чтобы выжить. Как обычно. И всё же, они могли вернуться в любой момент. Надо поспешить.

Логен выскочил из-за деревьев, осматривая землю. Сапоги лежали там, где он их оставил. Логен схватил их и, подпрыгивая, натянул на замёрзшие ноги, в спешке едва не поскользнувшись. Плащ тоже валялся тут, под бревном. Потёртый и исцарапанный за десять лет войны и непогоды, порванный и заштопанный, без половины рукава. Неподалеку в кустах бесформенной кучей валялась сумка Логена, а её содержимое рассыпалось по склону. Он пригнулся, затаив дыхание, и начал собирать всё обратно. Кусок верёвки, старая глиняная трубка, несколько полосок сушёного мяса, иголка и нитка, помятая фляжка, в которой всё ещё плескалось немного спиртного. Всё хорошее. Всё полезное.

На ветке висело потёртое одеяло, мокрое и задубевшее от въевшейся грязи. Логен стащил его и ухмыльнулся. Под одеялом валялся старый потрёпанный котелок. Лежал на боку — может, кто-то пнул во время драки. Логен схватил его обеими руками. Котелок казался таким надёжным и знакомым — помятый и почерневший после многих лет безжалостного использования. Этот котелок был у Логена уже давно. Он прошёл с ним множество войн, через весь Север и обратно. В походах все вместе в нём готовили, и все из него ели. Форли, Молчун, Ищейка, все.

Логен снова окинул взглядом лагерь. Три мёртвых шанка, но никого из его людей. Может, они всё ещё там. Может, если он рискнёт и попробует поискать…

— Нет. — Он сказал это тихо, себе под нос. Ему было отлично известно. Там полно плоскоголовых. Чертовски много. Он понятия не имел, сколько провалялся на берегу реки. Даже если кому-то из парней удалось удрать, шанка будут на них охотиться, выслеживать по лесам. Наверняка теперь уже остались только трупы, разбросанные по горным долинам. Логену не оставалось ничего, кроме как добраться до гор и постараться спасти свою жалкую жизнь. Надо быть реалистом[6]. Надо, как бы больно это ни было.

— Теперь только ты и я, — сказал Логен, убирая котелок в сумку и закидывая её за плечо. Он похромал вперёд, так быстро, как только мог. Вверх по холму, в сторону реки, в сторону гор.

Их осталось только двое. Он и котелок.

Единственные выжившие.

Вопросы

Зачем я это делаю?[7] В тысячный раз спрашивал себя инквизитор[8] Глокта, хромая по коридору. Стены были оштукатурены и побелены, хотя и довольно давно. Здесь всё обветшало и пахло сыростью. Здесь не было окон, поскольку проход шёл глубоко под землёй, и от фонарей в каждом уголке медленно покачивались тени.

Зачем хоть кто-то захотел бы это делать? Шаги Глокты по грязным плиткам пола выбивали устойчивый ритм. Уверенный щелчок правого каблука, стук трости, а затем бесконечное шарканье левой ноги со знакомыми уколами боли в лодыжке, колене, заднице и спине. Щёлк, стук, боль. Таков был ритм его шагов.

Время от времени грязное однообразие коридора нарушала тяжёлая дверь, окованная и подбитая изъеденным железом. Около одной Глокте показалось, что он слышит приглушенный вопль боли. Интересно, что за дурачка там допрашивают? В каком преступлении он виновен, или невиновен? Какие тайны раскрываются, какую ложь пресекают, какие обнаруживаются измены? Впрочем, размышлял он недолго. Его прервали ступени.

Если бы Глокте была предоставлена возможность пытать одного человека, любого, кого угодно, он, несомненно, выбрал бы изобретателя лестниц. До своих несчастий, когда он ещё был молод и вызывал всеобщее восхищение, Глокта почти не замечал лестниц. Перепрыгивал через две ступени за раз и весело спешил по своим делам. Теперь это уже в прошлом.

Они повсюду. Без них не попасть на другой этаж. И вниз идти хуже, чем вверх, люди этого совсем не понимают. Когда поднимаешься, обычно не приходится падать так высоко.