Сульт отвернулся и зашагал к окну. Глокта тихо поднялся, тихо соскользнул со стула и тихо зашаркал по комнате. Архилектор всё ещё стоял, сцепив руки за спиной, когда Глокта очень осторожно закрыл за собой двери. До тех пор, пока они не закрылись, он и не замечал, что задержал дыхание.
— Как прошло?
Глокта резко повернул голову, и его шея болезненно щёлкнула.
— Интересно, — сказал он, наконец. — Я отправляюсь в Дагоску.
— Это я слышала. — Теперь ему пришло в голову, что у этой женщины действительно есть акцент.
— Как я понимаю, вы едете со мной.
— Как я понимаю, еду. — Но она не шевельнулась.
— Мы в некотором роде спешим.
— Я знаю. — Она протянула руку. — Не могли бы вы помочь мне подняться?
Глокта поднял брови.
Наконец она встала, и её перевязанная рука вцепилась в ребра.
— Можете идти? — спросил Глокта.
— Разойдусь.
— Что случилось? Собаки?
Она резко расхохоталась.
— Нет. Здоровенный северянин выбил из меня дерьмо.
Глокта фыркнул. Что ж, по крайней мере откровенно.
— Пойдём?
Она посмотрела на его трость.
— Вряд ли вы можете поделиться такой же, да?
— Боюсь, что нет. У меня только одна, и я без неё ходить не могу.
— Знаю, что вы чувствуете.
Значит, снова на Юг. Он облизнул пустые дёсны. Вряд ли можно назвать его местом счастливых воспоминаний. Сражаться с гурками, после всего, чего мне это стоило в прошлый раз. Выкорчёвывать предательство в городе, где никому нельзя верить, особенно тем, кого послали мне на помощь. Бороться с жарой и пылью, на неблагодарном деле, которое почти наверняка закончится неудачей. А неудача, скорее всего, будет означать смерть.
Он почувствовал, как его щека дёрнулась, а веко подрагивало. От рук гурков? От рук заговорщиков против короны? От рук его преосвященства, или его агентов? Или просто исчезну, как мой предшественник? Был ли у кого-то ещё такой выбор, какой смертью умереть? Уголок его рта дёрнулся. Жду не дождусь начать.
Всё тот же вопрос приходил ему в голову, снова и снова, и у него по-прежнему не было ответа.
Зачем я это делаю?
Зачем?