Кровь ацтека. Тропой Предков

   — Я допустил ошибку. Тебя следовало бы готовить к роли слуги, конюха или пастуха на гасиенде. Я знакомил тебя с сочинениями Платона и Гомера, а надо было учить, как убирать навоз из конюшни.

   — По-моему, так ты всё делал правильно. А убирать навоз я не хочу.

   — И всё же тебе следует соблюдать осторожность. Не исключено, что этот незнакомец на ярмарке искал именно тебя. И если преследователи увидят меня, то поймут, что ты где-то рядом, поэтому нельзя, чтобы нас видели вместе. У Хуана есть список предметов религиозного культа, которые он должен приобрести для своей церкви, поэтому нам придётся задержаться ещё на несколько часов. Жди нас пополудни в двух лигах отсюда, там, где дорога на Веракрус делает развилку.

Я напился воды из реки, стянул манго себе на завтрак и, жуя сочный плод, отправился на ярмарку. Она ещё не закончилась, и если некоторые купцы, уже распродав товары, покидали её, то их быстро сменяли другие, подъезжавшие из Веракруса.

Я не хотел уходить, не встретившись с Целителем. Не то чтобы отец Антонио полностью разуверил меня в том, что этот человек и впрямь обладал сверхъестественными способностями, но вопрос о моих деньгах оставался открытым. Что ни говори, а старик всучил мне осколок обыкновенного вулканического камня за целых два реала. Кроме того, при свете дня всё казалось уже не таким пугающим, как в сумраке, и я решительно направился на дальний конец ярмарочного поля, туда, где предлагали свои услуги кудесники и прочие шарлатаны.

Пересекая торговую площадку, я вдруг приметил, что клирик разговаривает с каким-то всадником. Я видел Рамона лишь мельком, когда он обыскивал наш приют, но узнал его сразу. Судя по одежде — кожаным сапогам, штанам и рубашке из очень дорогой, но потёртой ткани, широкополой шляпе, украшенной плюмажем, — я понял, что это Рамон, управляющий, ведущий дела на гасиенде. Несомненно, этот человек не был gachupm, любителем щегольских нарядов и знойных мулаток, но это никак не смягчало его нрав и не делало моего врага менее опасным. Тем паче что я ни на секунду не сомневался — он ищет меня.

Рамона сопровождал ещё один всадник, испанец, одетый как надсмотрщик: этот человек явно был из тех, кто надзирает на ранчо за простыми работниками, ухаживающими за скотом или проливающими пот на полях.

Народу вокруг было так много, что мне ничего не стоило слиться с толпой. У меня ещё оставалась возможность протолкаться к колдунам и кудесникам, найти среди них Целителя и стрясти-таки с него мои реалы. Но при виде Рамона у меня буквально мороз по коже прошёл, так что я направился назад к нашему лагерю, вознамерившись скрыться.

И тут я совершил первую ошибку: я оглянулся. Бросив взгляд через плечо, я встретился глазами с Рамоном. После чего сделал вторую ошибку: я побежал.

На мне была шляпа, и я находился от испанца в паре сотен шагов, так что он вряд ли мог рассмотреть моё лицо. А вот мои подозрительные действия немедленно привлекли его внимание.

Он развернул лошадь в моём направлении. Отец Антонио попытался удержать её за узду, но Рамон ударил его по голове тяжёлой рукояткой хлыста. Лошадь рванулась в мою сторону, клирик же рухнул как подкошенный, будто его не ударили, а подстрелили.

Словно преследуемый адскими псами, я устремился в густые заросли колючего мескитового кустарника и на четвереньках пополз вверх по склону. Исцарапался я изрядно, но зато, когда взобрался на гребень и оглянулся, оказалось, что конь Рамона заартачился, не желая идти в колючие заросли. Другой всадник, надсмотрщик, сумел-таки погнать свою лошадь вверх по склону, но ускакал недалеко — животное охромело.

Правда, и я, оказавшись на вершине, обнаружил, что дальше мне бежать некуда — путь преграждало речное ущелье, слишком крутое, чтобы спуститься вниз, и слишком высокое, чтобы спрыгнуть.

А тем временем внизу остановивший свою лошадь Рамон, видимо разглядев на вершине мой силуэт, что-то крикнул надсмотрщику. Последнего я не видел, но слышал, как он, спешившись, проламывается сквозь кусты ниже по склону. Впереди меня на добрых пятьдесят футов возвышался последний выступ, и я, не имея другого выхода, устремился туда. Правда, вместо того чтобы подняться, на бегу сорвался вниз, покатился по склону и остановился, лишь когда застрял в кустах. Боли я при этом не ощущал вовсе: слишком силён был страх.

Не поднимая головы над кустами, я снова пополз наверх, но на этот раз на гребень, где был виден как на ладони, уже больше вылезать не стал.

Треск кустов, через которые проламывался надсмотрщик, погнал меня дальше. У меня имелось оружие — нож размера, дозволявшегося метисам, — но иллюзий относительно возможного исхода схватки я не питал. Испанец был гораздо крупнее и сильнее тощего пятнадцатилетнего парнишки, да и с ножом против шпаги много не навоюешь.