Кровь ацтека. Тропой Предков

Снизу доносился голос Рамона, требовавшего поскорее найти меня, и это придавало мне прыти, однако, когда склон сделался почти отвесным, я замешкался, сорвался и, шлёпнувшись с высоты полудюжины футов, так приложился спиной, что из меня буквально вышибло весь воздух. Некоторое время я лежал без движения, а когда треск в кустах, совсем поблизости, заставил-таки меня кое-как подняться на ноги, было уже поздно.

На прогалину вывалился из зарослей надсмотрщик: рослый, костистый, краснорожий малый с коротко стриженными рыжими волосами и бородкой. Он вспотел и весь запыхался, но при виде меня по-волчьи оскалился.

— Сейчас я вырежу твоё сердце, chico, — пообещал он, указывая на меня обнажённым клинком.

Я в ужасе попятился, слыша в кустах за его спиной шаги и понимая, что сейчас здесь появится ещё и Рамон. Надсмотрщик тоже услышал эти шаги и обернулся — но мы оба увидели вовсе не Рамона. Picaro по имени Матео шагнул навстречу надсмотрщику с клинком в руках.

Тот моментально присел, выставив вперёд оружие, но клинок Матео сверкнул так стремительно, что я не заметил движения, а мой враг не успел даже поднять меч, чтобы отразить удар. Долю мгновения он стоял неподвижно, как статуя, — а потом его голова отделилась от тела и, упав наземь, подскочила, словно мячик. Тело обмякшей кучей осело рядом.

Я не мог пошевелиться, а так и застыл, в изумлении и ужасе разинув рот.

Матео жестом указал на обрывистый берег позади меня.

— Река! Беги!

Не говоря ни слова, я повернулся, бросился в указанном направлении и, хотя до воды было добрых пятьдесят футов, не колеблясь сиганул вниз, с силой ударился о воду, погрузился чуть не до самого дна, основательно нахлебавшись, но вынырнул. Пенящийся поток понёс меня вниз по течению, тогда как сверху, перекрывая плеск воды, разносился голос Рамона, тщетно призывавшего своего пособника.

32

Поскольку мне всё равно было некуда идти, я последовал указаниям отца Антонио и стал ждать его у развилки дороги. Наконец он появился верхом на муле. Брата Хуана с ним не было, вьючные корзины пустовали, а на лице доброго клирика застыл испуг.

   — Кристо! Ты убил человека, отсёк ему голову.

   — Я не убивал его.

И я рассказал отцу Антонио обо всём, что произошло.

   — Это не имеет значения. Они обвинят тебя. Залезай.

Он помог мне взобраться на мула позади себя.

   — Куда мы поедем? — спросил я, покачиваясь на спине у мула.

   — Обратно в Веракрус.

   — Но ты же сам говорил...

   — Испанец мёртв, и обвиняют в этом тебя. У меня нет ни единого друга, который предложит убежище метису, разыскиваемому за убийство испанца. Тебя найдут и прикончат на месте. Ради полукровки никто и суда не станет устраивать.

   — И что же мне делать?

   — Нам придётся вернуться обратно в город. Единственная моя надежда — найти донью, пока она ещё не уехала из города, и попытаться убедить её, что ты не причинишь никому вреда. Пока я этим занимаюсь, тебе придётся скрываться у своих друзей léperos. Если ничего не получится, я посажу тебя на одну из лодок, которые перевозят товары к побережью Юкатана, земли майя. Это самая необжитая часть Новой Испании, в тамошних джунглях тебя не найдут, даже если пошлют на поиски армию. Я дам тебе денег, сколько смогу. Но вернуться, сын мой, ты уже не сможешь. Убийство испанца — это преступление, за которое для таких, как ты, прощения нет.

Разумеется, всё, что отец Антонио говорил, представлялось мне полнейшим бредом. Какой Юкатан, какие майя, я и языка-то их не знал. Так же как решительно ничего не знал о жизни в джунглях. Сунься я туда, вопрос будет лишь в том, кто сожрёт меня раньше: ягуар или дикари-людоеды. В большом городе я мог бы, по крайней мере, воровать еду. В джунглях я сам стану едой. Так я ему и сказал.

   — Тогда отправляйся подальше в захолустье, где живут мирные индейцы. Ты ведь знаешь науатль и другие сходные наречия. Индейских деревень сотни, укройся в одной из них.

Я промолчал, не желая усугублять страхи наставника собственным испугом, хотя понимал, что это тоже не выход. Я не чистокровный индеец, и ни в одной деревне меня не примут. Наклонившись поближе к спине клирика, когда мул стал спускаться с холма, я почувствовал, как по телу моего друга пробежала дрожь.

   — Мне вообще не следовало воспитывать тебя. Мне не следовало пытаться помочь твоей матери. Это стоило мне священнического сана, а теперь, возможно, будет стоить и жизни.

Каким же, интересно, образом помощь моей матери могла стоить ему сана? И почему Рамон с доньей меня преследуют?

Я в очередной раз спросил об этом отца Антонио, но получил обычный, уже поднадоевший ответ:

   — Неведение — твоя единственная надежда. И моя тоже. Нужно, чтобы ты мог честно заявить, что ничего не знаешь.

Однако мне казалось, что неведение — не такая уж надёжная защита. Скажем, сегодня меня защитило вовсе не незнание, а клинок Матео — не вмешайся picaro, я бы так и умер, пребывая в «спасительном» неведении.

На обратном пути клирик или молился, или молчал. Он ничего не сказал, даже когда мы остановились на ночлег, расположившись в кустах, подальше от дороги.

В часе ходьбы от Веракруса отец Антонио остановился.