Красавица и чудовища

Цербер ведет меня на улицу через кухню, все поверхности которой заставлены пустыми коробками из-под пиццы, грязными пепельницами, а снизу рядами выстроились пустые бутылки из-под самого разнообразного алкоголя. Здесь были с десяток мужчин, и одно слово Медведя или Ворона, и я досталась бы им.

И тогда со мной уж точно никто не стал бы церемониться.

А еще, похоже, они и сами питались не лучше, чем я. Бургеры из ближайшей забегаловки мне приносил Цербер и наверняка не по собственному желанию. Но сегодня он не приносил мне вообще никакой еды, и даже от вида пустых коробок из-под пиццы, мой живот сводит спазмом. Но мы проходим мимо и выходим через заднюю дверь во двор, где воздух состоит почти целиком из выхлопных газов, а из-за шума взведенных моторов не различить слов. Кругом байки и байкеры, они не смотрят на меня, но и не отворачивают лиц, значит, даже не боятся, что я могу запомнить их. Впрочем, на многих платки и шлемы, которые скрывают их лица полностью или частично.

Для них я просто подстилка их боссов. Очередная из многих других.

Цербер заталкивает меня в машину и остается ждать дальнейших приказов. Вдали вижу главный вход дома, и как на пороге появляется Ворон. На нем тоже кожаная куртка, а в руках шлем. Я не вижу, как он садится на байк. Только слышу, как рев моторов возрастает, а после скрипят ворота, и железные всадники устремляются прочь. Они никогда не ездят вместе, снова вспоминаю я. И значит, есть шанс, что Медведь снова поедет со мной.

Но на этот раз все иначе, и даже дом мы покидаем в спешке, а не как в тот раз бордель. Медведя я слышу еще раньше, чем вижу его самого. Он продолжает отдавать приказы. И потом спрашивает у Цербера, где Ворон.

— Уехал.

— Гребанный интроверт, — ругается сквозь зубы Медведь.

Садится в машину, но даже не смотрит на меня.

Цербер на этот раз сам садится за руль, а еще в этой машине нет пуленепробиваемой и звуконепроницаемой перегородки, как в той другой, на которой мы ехали из борделя.

— Ты должна выпить это.

Медведь раскрывает передо мной ладонь. Я вижу крохотную синюю таблетку.

— Почему?

— Чтобы не видеть дорогу. Или табелтка, или мешок на голову и прикладом по голове. Выбирай.

Он сдерживается, чтобы не орать, как орал пять минут назад во дворе, хотя я не понимаю, зачем ему сдерживаться, общаясь со мной. Еще он впервые не смотрит на меня, пока говорит. Взглядом он сканирует двор так, словно напасть на нас могут в любой момент. Может быть, так и есть. Иначе не было бы этого ночного бегства.

Я беру крохотную таблетку и глотаю.

Одна таблетка не сделает из меня наркоманку. Наверное.

— Умница, — кивает Медведь. — Ты ела сегодня?

— Нет.

Он резко оборачивается и впервые смотрит на меня. Но тут же переводит взгляд на водителя.

— Какого хера?! — тогда же рявкает он. — Я велел кормить ее!

Чувствую себя любимой золотой рыбкой, которую оставили соседу, а тот забыл насыпать ей корма.

— Прости, Медведь, — пожимает плечами невозмутимый телохранитель. — Но Ворон сказал не спускать с нее глаз, пока в доме посторонние. Думал, сгонять вечером… Но вот. Мне ждать или ехать?

— Нет смысла ждать, — отзывается Медведь. — Поехали. Ее вырубит даже быстрее, чем я думал, раз на голодный желудок приняла.

Цербер заводит мотор, на дорогу перед нами конвоем выезжают еще мотоциклисты. Я пытаюсь держать глаза широко раскрытыми, чтобы хотя бы на этот раз увидеть, куда меня везут, но скоро понимаю, что перед глазами уже все плывет.

Медведь обнимает меня за плечи и притягивает к себе на колени. Что? Он хочет, чтобы я делала ему минет в таком состоянии? Мир качается, как будто я в самом деле оказалась на дне аквариума.

— А ну не дергайся! — бросает он. — Ничего не будет. Ляг и успокойся. Не хочу, чтобы ты треснулась лбом об стекло, когда тебя вырубит.

Я роняю потяжелевшую голову ему на колени и очень хочу сказать, что уложи он меня на колени раньше, я бы все равно ничего не увидела бы, так что не стоило травить таблетками, но язык не слушается.

— Поспи, Кейт, — тихо говорит Медведь. — Все равно дорога долгая.

Я все равно держу глаза широко раскрытыми, но бесполезно — зрение только ухудшается. По краям уже нет четкости, которая все еще остается в центре, куда я направила взгляд, но и это ненадолго. Нам далеко ехать, и за это время я обязательно подметила бы хоть какую-то деталь, если бы следила за дорогой.

Медведь зарывается пальцами в мои волосы, ерошит их движением, которое моментально отзывается болезненным уколом в сердце.

Я закрываю глаза.

Не говоря ни слова, Медведь просто стирает слезы с моих щек большим пальцем, а я проваливаюсь в неглубокий сон, сквозь который все равно слышу, как Медведь координирует поездку по рации и телефонам, но не могу разобрать ни одного гребанного слова.

Может быть, это от того, что все это время он продолжает рассеяно и нежно гладить меня по волосам. И, наверное, будь они все еще того же ярко-розового цвета, он бы обязательно узнал во мне ту упрямую малышку Пинки Пай, которая однажды выпросила у него свой первый поцелуй.

Глава 19. Медведь

По дороге кортеж Ворона попал в засаду.