Красавица и чудовища

— Думаешь, я забыл?

— Так какого черта ты продолжаешь таскать ее за собой? Ее ждет та же участь.

— Хочу узнать правду.

Ворон прищурился и показал на меня пальцем.

— Не-а. Ты просто хочешь ее трахнуть. И плевать тебе на правду, чувак. Будь она хоть агентом ФБР, тебе по хрен. Ты просто хочешь ее трахнуть!

— Как будто ты не хочешь, — пожал я плечами.

Ворону хотя бы хватило мозгов больше не заливать о том, что он ее даже не хочет.

— Хочешь знать, что я делал с ней той ночью? — спросил он.

Проклятье.

— Нет.

— А вот и к черту твое «нет»! — выплюнул Ворон и отвернулся к огню. — Я даже не заставил ее отсосать, Медведь. Это она кончила мне на язык. И мне понравилось. Я уже давно ни одной женщине не доставлял удовольствие, ничего не требуя взамен. Просто так. Знаешь, почему я это сделал?

— Я все равно не слушаю твой пьяный бред.

— Еще как слушаешь, — заверил меня Ворон. — Я же вижу. Я приревновал ее к тебе, Медведь! К тебе! Шалаву, которую мы и так должны были разделить на двоих. Я захотел стать у нее первым и единственным. Что будет, если в следующий раз я возьмусь за пушку и пристрелю тебя из ревности, если она выберет тебя? Я боюсь… Я, мать твою, никого давно не боялся, а теперь боюсь самого себя. Она может разрушить все, что у меня есть.

— У нас ничего нет, Ворон. А чтобы разрушить нашу дружбу, этого мало.

— Думаешь?

— Уверен. Я приревновал ее к тебе за одну какую-то гребанную улыбку. Тем же вечером. Потому и ушел. Мне она так никогда не улыбалась.

— А она не хотела, чтобы ты уходил, Медведь! Когда я это понял, то слетел с катушек из-за этого. Но оставлять ее рядом с нами — это путь в один конец. Я не хочу терять. Снова. С меня достаточно этого дерьма.

— Что ж… Я не отпущу ее без секса. Рыцарем я никогда не был, Ворон. Не станешь первым ты, стану я.

Он снова закрыл лицо руками и покачал головой.

— Уверен, она не так проста, как кажется. Есть что-то, что не дает мне покоя, как будто я знал ее раньше… Но я бы запомнил, если бы уже имел дело с этой девственницей. Столько головной боли, сколько доставила она, еще ни одна женщина не доставляла.

Это так.

— Кейт… — задумчиво повторил Ворон. — Ее зовут Кейт, и она сказала, что ей двадцать один…Так кто же ты, черт возьми, такая?…

Я смотрел на отливающие багрянцем волосы, рассыпанные по моим коленям. На длинные ресницы. Подрагивающие во сне веки. Впервые рядом с нами ее лицо было расслаблено, а дыхание было ровным. Чтобы добиться этого, нам пришлось накачать ее снотворным, в нормальном состоянии она бы опять тряслась, как осенний лист.

Я будто впервые увидел спящую на моих коленях девушку и мое сердце пропустило удар, а яйца явственно сжались.

Она выросла, перекрасила волосы, но, по сути, не сильно изменилась за эти годы. И осталась такой же упрямой, какой и была, и с годами стала только красивее.

Я шумно выдохнул сквозь стиснутые до скрежета зубы.

Ворон мигом остановил на мне взгляд.

— Что такое?…

Я посмотрел на него:

— Мы с тобой два идиота.

__________

*Бэкхем — кличка Джека Картера, главного героя книги "Эгоист". Медведь появляется на страницах "Эгоиста" под кличкой Американец, а само действие книги происходит в Тунисе.

Глава 20. Кейт

Семь лет назад

— Я спрашиваю, что это такое, Чарльз!

Крики разбудили мое любопытство. Я еще не слышала, чтобы мама кричала так громко.

Проскользнув из спальни на лестницу, я опустилась на верхнюю ступень, оставаясь скрытой полумраком второго этажа. Брат стоял ко мне спиной, мама лицом к нему на диване. Перед ней на низком кофейном столике лежали два каких-то прозрачных, как для чая, пакетика. И свернутые трубочкой доллары. Мама плакала и одновременно с этим злилась на брата.

— Говори, во что ты ввязался, Чарльз Энтони Эммерсон! Я не допущу, чтобы все это хранилось в моем доме! Так и знала, что нельзя было впускать твоих друзей. Это ведь все они, верно? Они мне сразу не понравились, проклятье! И я принимала их в доме, как гостей?

— Они здесь не причем, — проворчал Чарльз.

— Конечно, а что еще ты скажешь? Кто дал тебе это? Говори! Разве не они?

Чарльз молчал.

— Ты принимал что-то из этого?

Чарльз молчал. Мама издала тихий всхлип, и я поняла, что плачу сама. Звук ее плача резал меня по живому. Хотелось сбежать вниз и навешать брату за то, что так расстроил маму, но я понимала, что будет только хуже, если я вмешаюсь.

— Ничего из этого больше не будет в моем доме! Ты под арестом, Чарльз! Под нескончаемым домашним арестом до возвращения в колледж!

Одним движением мама сгребла пакетики вместе с деньгами, и Чарльз едва ли не к потолку взмыл, когда понял, что она задумала.

— Мама, нет! Не смей!

— Стой, где стоишь, Чарльз, — холодно отозвалась мама и потянулась к коробку, всегда припасенному на каминной полке. Доллары полетели в камин первым.

— Не надо, мама! — взвыл Чарльз. — Они ведь придут за мной, если я вот так исчезну! Они придут за всеми нами! Подумай, что ты делаешь!

— Это тебе нужно было думать о том, что ты делаешь. Ты подставил под удар нашу семью ради легких денег! Твой отец не гордился бы тобой, Чарльз. И я тоже разочарована.

Мама чиркнула спичкой.

— НЕТ!