— Всё купе в нашем распоряжении, — сказал Хастингс.
Она откинулась на сиденье у окна: её широко распахнутые глаза горели, а губы были приоткрыты. Ветер вздымал полы её шляпы, и ленточки на шее трепетали. Быстрым движением она развязала узел, вытянула из шляпы длинную шпильку и положила её на сидение. Поезд мчался на всех парах.
Румянец залил девичьи щёки, и с каждым быстрым вздохом её грудь вздымалась и опадала вместе с маленьким букетиком лилий, приколотым к воротнику. Деревья, дома и пруды танцевали за окном, то скрываясь, то появляясь за вереницей телеграфных столбов.
— Быстрей! Быстрей! — воскликнула она.
Он не отводил от неё взгляда, а её глаза, голубые, как летнее небо, казалось, были прикованы к чему-то далёкому, недосягаемому — к тому, за чем не мог угнаться ни один поезд.
Может, она смотрела на горизонт, в который врезалась то мрачная башня на холме, то крест на сельской колокольне. Или на призрачную летнюю луну, скользившую по бледно-голубому небу.
— Быстрей! Быстрей! — кричала она.
Её страстные губы горели алым огнём.
Вагон раскачивался и дрожал, а поля изумрудным потоком проносились за окном. Ему передалась её радость, и он просиял.
— Ой! — воскликнула она и, машинально схватив его за руку, привлекла к себе. — Смотри! Выгляни в окно!
Юноша видел, как двигаются её губы, но голос девушки утонул в стуке колёс, и он взял её за руку. Ветер свистел в их ушах. Хастингс схватился за подоконник.
— Только не упади, Валентин, осторожно!
Они выехали на мост, и внизу, сквозь железные опоры просвечивалась широкая река. Поезд нырнул в туннель, за которым вновь раскинулось море зелёных полей. Ревел ветер. Девушка прильнула к окну и подалась вперёд, а он схватил её за талию, воскликнув:
— Не упади!
Но она всё шептала:
— Быстрей! Быстрей! Прочь из города, прочь из страны, быстрей! Быстрее! В другие миры!
— О чём ты? — спросил он, но голос сорвался, и ветер унёс его слова.
Она услышала его, и, отвернувшись от окна, посмотрела на руку, которой он обнимал её за талию. Затем их глаза встретились. Вагон сотрясался, окна дребезжали. Теперь они мчались сквозь лес, и солнечный свет скользил по влажным веткам огненными бликами. Она встревожено посмотрела на него, и он заключил её в объятия и поцеловал в распахнутые губы. Она горько и отчаянно воскликнула:
— Только не это, нет!
Но он обнимал её всё крепче и сильней, шепча искренние и страстные признания в любви.
— Только не это, нет! — всхлипнула она, — Я обещала! Ты должен... ты должен знать... я не... я не достойна...
Его чистое сердце не позволило ему понять значение этих слов, и они канули в небытие. Она замолчала и опустила голову ему на грудь. Он прислонился к окну. Ветер яростно завывал в его ушах, а сердце пело от счастья. Они миновали лес, из-за деревьев показалось солнце и залило всё вокруг золотым сиянием. Она подняла взгляд и посмотрела на мир за окном. Потом она заговорила, но её голос был тихим, и юноша наклонился к её губам.
— Я не отвергну тебя, я слишком слаба. Давно уже ты владеешь моим сердцем и душой. Я предала того, кто мне всецело доверял, но рассказала тебе правду, остальное неважно.
Он улыбнулся в ответ на её невинные слова, и она с обожанием посмотрела на него.
— Примешь ты меня или оттолкнёшь — это неважно, — вновь заговорила она. — Теперь ты можешь убить меня одним лишь словом, но, возможно, лучше умереть сейчас, чем всю жизнь наблюдать за счастьем, которого мне не видать, со стороны.
— Тише, что ты такое говоришь? — он обнял её покрепче. — Взгляни на солнечный свет, на луга, на ручьи... Как счастливы мы будем в этом ярком мире.
Она обратила лицо к солнцу. Мир за окном казался таким прекрасным...
— Это и есть наш мир? Почему я раньше не замечала его красоты? — вздохнула она, задрожав от счастья.
— Я тоже, да простит меня Господь, — пробормотал он.
Возможно, сама Мадонна полей смилостивилась над ними.
РЮ БАРРЕ
I
Однажды утром в студии Жюлиана один из студентов сказал Селби:
— Это Фоксхолл Клиффорд, — и кисточкой указал на молодого человека, праздно сидевшего за мольбертом.
Селби, стесняясь и нервничая, подошёл к нему и начал:
— Меня зовут Селби, я только что прибыл в Париж, вот рекомендательное письмо...
Его голос был заглушён звуком упавшего мольберта, хозяин которого немедленно набросился на соседа: грохот битвы прокатился мастерскими мсье Буланже и Лефевра, и через некоторое время только шорох доносился с парадной лестницы. Селби, обеспокоенный тем, как его самого примут в студии, посмотрел на Клиффорда, невозмутимо наблюдавшего за дракой.
— Здесь немного шумно, — сказал Клиффорд, — но ты узнаешь ребят поближе, и они тебе понравятся.