Король в жёлтом

Цветочник улыбнулся. Анютины глазки ей точно были не нужны. Она уже много раз покупала здесь эти цветы, два или три горшка каждую весну, и никогда не спорила. Что же ей было нужно? Очевидно, анютины глазки просто были предлогом для более крупной покупки. Цветочник потёр руки и осмотрелся.

— Тюльпаны великолепны, — заметил он, — а эти гиацинты...

Он благоговейно замер от одного вида ароматных зарослей.

— Вот, — прошептала Рю Барре, указывая зонтиком на изумительный розовый куст, но голос подвёл её и задрожал.

Селби это заметил, и ему стало стыдно, что он подслушивает; цветочник тоже обратил на это внимание и, зарывшись носом в розы, почуял запах сделки. Хотя, отдадим ему должное, он не добавил ни одного сантима к начальной стоимости растения, ведь Рю наверняка была бедна и, к тому же, очаровательна.

— Пятьдесят франков, мадмуазель.

Тон цветочника был серьёзным. Рю поняла, что спор бесполезен. Некоторое время они молчали. Продавец не расхваливал товар — розовый куст был великолепен, это все видели.

— Я возьму анютины глазки, — сказала девушка и достала из кошелька два франка.

Потом она подняла взгляд. Его затуманила слеза, преломлявшая свет как бриллиант, но пока она катилась к маленькой впадинке возле носа, перед глазами девушки предстал образ Селби, а когда она взмахом носового платка протёрла свои синие глаза, к её удивлению, появился и сам Селби, очень и очень смущённый. Он сразу посмотрел вверх, очевидно, ведомый жаждой астрономических исследований, и пока он в течение целых пяти минут занимался изучением неба, цветочник тоже посмотрел вверх и полицейский последовал его примеру. Потом Селби взглянул на носки своих ботинок, цветочник поглядел на него, а полицейский побрёл дальше. Рю Барре уже нигде не было.

— Что желает мсье? — спросил цветочник.

Селби так никогда и не понял почему, но он вдруг начал покупать цветы. Цветочник просто сиял. Ещё никогда он не продавал столько цветов за раз, никогда — по такой удовлетворительной цене, и никогда, никогда — в таком полном согласии с мнением покупателя. Ему не хватало спора, ритуала торговли, не приходилось призывать Небеса в свидетели. Сделке не хватало остроты.

— Эти тюльпаны чудесны!

— Действительно! — горячо ответил Селби.

— Но, к сожалению, они дорогие.

— Я беру их.

— Dieu! ¹⁷⁶ — задыхаясь, бормотал цветочник. — Да он безумнее всех англичан на свете... Этот кактус!

— Он прекрасен!

— Но...

— Отправьте вместе с остальными.

Цветочник схватился за ограду моста.

— Этот великолепный розовый куст... — начал он, почти теряя сознание.

— Очень красивый. Полагаю, его цена пятьдесят франков... — он запнулся и покраснел.

Цветочник смаковал его смущение. Потом внезапно на место кратковременного смущения пришёл холодный самоконтроль, юноша остановил взгляд на цветочнике и смело заявил:

— Я беру куст. Почему молодая леди не купила его?

— Мадмуазель не богата.

— Откуда вы знаете?

— Dame ¹⁷⁷, я продаю этой леди анютины глазки, они не дорогие.

— Какие цветы она купила?

— Синие и жёлтые, мсье.

— Когда вы доставите ей цветы?

— В полдень, когда рынок закроется.

— Возьмите с ними этот розовый куст и... — он пристально посмотрел на цветочника, — не смейте говорить ей, от кого они.

Цветочник вытаращил глаза, но Селби, спокойный и торжествующий, добавил:

— Остальные отправьте в отель «Sénat», улица Турнон, дом семь. Я оставлю консьержке распоряжения.

Он с гордым видом застегнул перчатку и пошёл прочь, но завернув за угол и оказавшись вне поля зрения цветочника, залился пунцовым румянцем, признав собственную глупость. Десять минут спустя он уже сидел у себя в номере, в отеле «Sénat», глупо улыбаясь и повторяя:

— Ну и болван же я, ох, и болван!

И через час он всё так же сидел на стуле, в той же позе, не сняв шляпы и перчаток, с тростью в руке, но теперь Селби молчал, созерцая носки ботинок, а его улыбка стала не такой глупой и даже несколько задумчивой.

III

Около пяти пополудни того же дня маленькая женщина, служившая консьержкой в отеле «Sénat», удивлённо всплеснула руками при виде целой тележки цветущих зарослей, которые появились у входа. Она вызвала Жозефа, нервного гарсона, который, подсчитывая стоимость цветов в маленьких горшочках, мрачно отвергал любые предположения о том, кому они предназначаются.

— Voyons, cherchons la femme! ¹⁷⁸ — сказала консьержка.

— Тебя? — предположил он.

Маленькая женщина постояла минуту в задумчивости, а потом вздохнула. Жозеф потёр нос, который своей витиеватостью мог соперничать с любым цветочным орнаментом.

Потом зашёл цветочник со шляпой в руках, и через несколько минут Селби стоял посреди своей комнаты без пальто, с закатанными рукавами. В номере, кроме мебели, было примерно два квадратных фута свободного пространства, и теперь его занимал кактус. Кровать скрипела под весом анютиных глазок, лилий и гелиотропов, холл был уставлен гиацинтами и тюльпанами, а на столике для умывальных принадлежностей поместилось молодое деревце, которое, как ему пообещали, должно было на днях зацвести.