Король в жёлтом

Юноша с улыбкой соглашался, а затем молча наблюдал, как пары уходят в сумрачный город. Он стоял так долго, что когда поднял голову, весь бульвар мерцал газовыми фонарями, а сквозь их свет, точно мириады лун, сияли электрические лампы.

VI

Наутро он проснулся с грохочущим сердцем, ведь ему приснилась Валентин.

Солнце уже позолотило башни Нотр-Дама, стук рабочих сапог эхом отражался от стен домов, а через дорогу, на усеянном розовыми бутонами миндальном дереве, заливался восторженным пением дрозд.

Он решил разбудить Клиффорда и прогуляться с ним на природе, а потом заманить его в Американскую церковь ради спасения его души. По дороге в студию он встретился с Альфредом, который по обыкновению буравил глазами всех прохожих: консьерж мыл асфальт.

— Мсье Эллиотт? — ответил тот на предварительный допрос. — Je ne sais pas ¹⁵⁸.

— A мсье Клиффорд? — полюбопытствовал, удивившись, Хастингс.

— Мсье Клиффорд, — сказал консьерж с лёгкой иронией, — будет рад встрече с вами, так как вернулся он рано. Более того, он только что зашёл.

Хастингсу пришлось задержаться, чтобы выслушать восторженную речь по поводу тех людей, которые никогда не шляются всю ночь, а возвращаясь домой, не громыхают воротами в такой час, когда и самый пропитый жандарм спит блаженным сном. Также он велеречиво глаголил о добродетельной умеренности и нарочито хлебал воду из фонтана во дворе.

— Не думаю, что зайду, — сказал Хастингс.

— Пардон, мсье, — прорычал консьерж, — может вам всё-таки стоит повидать мсье Клиффорда. Возможно, ему требуется помощь. Он выгнал меня, бросался расчёсками и ботинками. У него там свеча — слава Богу, что он не успел ничего поджечь.

Хастингс на секунду замешкался, но, смирившись с судьбой, медленно прошествовал по увитой плющом аллее и пересёк внутренний сад. Он постучал в дверь студии. Полная тишина. Хастингс постучал ещё раз, и на этот раз что-то с грохотом врезалось в дверь с другой стороны.

— Вот, — сказал консьерж, — снова ботинками расшвыривается.

Он вставил дубликат ключа в замок и открыл дверь перед гостем. Клиффорд, облачённый в помятый вечерний наряд, сидел посреди комнаты на полу. Он держал в руках ботинок и, казалось, вовсе не удивился, увидав Хастингса.

— Доброе утречко! У вас, часом, не найдётся мыла «Pears»? ¹⁵⁹ — поинтересовался он, сделав рукой неопределённый пирует и озарив товарища рассеянной улыбкой.

У Хастингса сердце оборвалось.

— Бога ради, Клиффорд, ложись в постель, — сказал он.

— Не дождётесь! По крайней мере, до тех пор, пока этот... этот Альфред суёт свой волосатый нос куда не надо, а у меня в руке ботинок, между прочим.

Хастингс задул свечу, поднял шляпу и трость Клиффорда.

— Клиффорд, это ужасно, — сказал он, едва сдерживая чувства. — Не думал, что ты способен на такие бесчинства.

— Ещё как способен, — ответил товарищ.

— Где Эллиотт?

— Дружище, — Клиффорд поддался хмельной сентиментальности, — провидение, кормящее... э-э-э... кормящее воробушков и прочих тварей, обращает взор к скитальцу пьяному...

— Где Эллиотт?

Но в ответ Клиффорд лишь покачал головой и неопределённо взмахнул рукой.

— Он где-то там, всё ещё бродит... — на него навалилась тоска по другу, и он заголосил.

Порядком ошеломлённый Хастингс безмолвно опустился в кресло. Тем временем Клиффорд, всплакнув горькими слезами, воспрянул духом и осторожно попытался встать.

— Дружище, не желаешь ли посмотреть на... ну, чудо из чудес? Ну, была не была. Открой глаза пошире.

Он замер с глупой улыбкой на лице.

— Чудо из чудес! — повторил он.

Хастингс подумал, что его товарищ имеет в виду способность удерживать равновесие, и ничего не ответил.

— Я иду спать, — возвестил хозяин. — Старина Клиффорд идёт спать — вот оно, чудо!

И он действительно отправился в постель, удачно рассчитав и расстояние, и собственные силы. Будь Эллиотт с ними, он бы радостно заулюлюкал и поаплодировал Клиффорду. Да и помог бы товарищу en connaisseur ¹⁶⁰. Но, увы — ему ещё предстояло добраться домой. Однако он был уже в пути, и, когда спустя полчаса Хастингс обнаружил его на лавочке в Люксембургском саду, Эллиотт улыбнулся другу с милостивой снисходительностью. Он позволил себя поднять, почистить от пыли и проводить к парковым вратам. Но там он отказался от всяческой дальнейшей помощи, и, отечески поклонившись Хастингсу, относительно твёрдой походкой отправился в сторону улицы Вавэн.

Хастингс наблюдал за Эллиоттом, пока тот не скрылся из виду, а затем медленно прошествовал привычной дорогой к фонтану. Сначала ему было грустно и тоскливо, однако постепенно чистый утренний воздух развеял тоску, и молодой человек присел на мраморную скамейку под тенью крылатого бога.