Король в жёлтом

— Я пойман, — ответил я.

Она мило рассмеялась и ответила, что тренировать меня было бы трудно, так как я благородный.

— Я уже приручён, — откликнулся я. — Опутан и окольцован.

Она рассмеялась от удовольствия:

— О, мой храбрый сокол. Значит, ты вернёшься, как только я позову?

— Я весь твой, — серьёзно ответил я.

Мгновение она сидела молча. Затем на щеках её вспыхнул румянец, и она вновь подняла пальчик, произнеся:

— Слушай же, я стану говорить о соколиной охоте...

— Я слушаю, графиня Жеанна из Из.

Но она вновь впала в задумчивость, устремив взор куда-то за лёгкие облачка.

— Филип, — наконец произнесла она.

— Жеанна, — прошептал я.

— Это всё — всё, о чём я мечтала, — вздохнула она. — Филип и Жеанна.

Она протянула мне руку, и я прикоснулся к ней губами.

— Заслужи меня, — сказала она, но на этот раз это в согласии говорили и её душа, и тело.

Через какое-то время она начала снова:

— Давай поговорим о соколиной охоте.

— Говори, — ответил я. — Мы уже поймали сокола.

После этого Жеанна взяла мою руку в свои и поведала мне, как с бесконечным терпением молодого сокола обучают садиться на запястье, как мало-помалу он привыкает к ремешкам с бубенцами и chaperon à cornette ⁹⁰.

— В первую очередь у них должен быть хороший аппетит, — говорила она, — затем понемногу я даю им всё меньше еды — мы зовём её pât ⁹¹. И после многих ночей, проведённых здесь au bloc ⁹², как они сидят сейчас, когда мне удаётся заставить haggard спокойно сидеть на запястье, птица готова к тому, чтобы начать обучение за еду. Я прикрепляю pât к концу ремешка или к leurre, и учу птицу прилетать ко мне, как только я начинаю вращать приманку над головой. Поначалу, когда сокол подлетает, я бросаю pât, и он ест пищу с земли. Понемногу он учится хватать leurre на лету, когда я раскручиваю её над головой, и стаскивает её на землю. После этого просто научить сокола атаковать по команде, помня о «faire courtoisie а́ l’oiseau», то есть позволять птице попробовать добычу.

Пронзительный крик одного из соколов прервал её, и она поднялась, чтобы поправить привязь, которая обмоталась вокруг насеста, но птица продолжала хлопать крыльями и кричать.

— В чём дело? — сказала она. — Филип, ты не видишь?

Я огляделся кругом и сначала не заметил ничего, что могло стать причиной беспокойства, уже передавшегося остальным птицам. Затем мой взгляд упал на плоский камень у самого потока, откуда только что поднялась девушка. По поверхности булыжника медленно двигалась серая змея, и её глаза на плоской треугольной голове сверкали как гагат.

— Couleuvre ⁹³, — спокойно сказала Жеанна.

— Они же безвредны, да? — уточнил я.

Она указала на узор в виде буквы «v» на шее змеи.

— Это знак смерти, — ответила она. — Это гадюка.

Мы наблюдали за тем, как рептилия медленно ползла по гладкому камню туда, где солнечный свет нагрел обширный участок.

Я двинулся вперёд, чтобы рассмотреть змею, но Жеанна вцепилась в мою руку, вскричав:

— Не надо, Филип, я боюсь!

— За меня?

— За тебя, Филип — ведь я люблю тебя.

Тогда я обнял её и поцеловал, но всё, что я мог произнести, было «Жеанна, Жеанна». И когда она опустила голову мне на грудь, что-то в траве ударилось о мою ногу, но я не обратил на это внимания. Тут что-то ударилось о моё колено, и я почувствовал острую боль. Я взглянул в прекрасное лицо Жеанны д’Из и вновь поцеловал её, а потом, собрав все свои силы, поднял её на руки и отбросил от себя. Затем, нагнувшись, я оторвал гадюку от своей ноги и раздавил её голову каблуком. Я помню, что почувствовал слабость и онемение, помню, как упал на землю. Стекленеющими глазами я видел бледное лицо Жеанны, склонявшейся надо мной, и, когда мой взор потух, я всё ещё чувствовал прикосновение её рук к моей шее, её мягкой щеки — к моим безвольным губам.

Очнувшись, я в ужасе огляделся. Жеанны не было. Я увидел поток и плоский камень, и раздавленную змею в траве рядом со мной, но насесты и ястребы исчезли. Я вскочил на ноги. Сад, фруктовые деревья, подъёмный мост и огороженный стеной двор пропали. Оцепенев, я смотрел на груду раскрошившихся камней, серых и заросших плющом, сквозь которые пробивались громадные деревья. Я медленно приблизился к ним, подтягивая онемевшую ногу, и с вершины дерева среди руин сорвался сокол и, планируя, поднялся ввысь сужающимися кругами и исчез в высоких облаках.

— Жеанна, Жеанна, — воскликнул я, но мой крик замер на губах, и я упал на колени среди сорняков. И, так как того пожелал Господь, я оказался перед растрескавшимся могильным камнем, на котором была высечена Мать Скорбей ⁹⁴. Я взглянул в печальное лицо Девы, вырезанное из камня. Я разглядел крест и терновый венец у её ног, и под ними прочёл:

«Молитесь о душе Демуазель Жеанны д’Из, умершей во цвете юности от любви к Филипу, чужеземцу.

1573 AD.»

Но лежавшая на ледяной плите женская перчатка ещё хранила её тепло и аромат.

РАЙ ПРОРОКОВ