– Ты говорила, я имею на это право, – ровным голосом парировал он.
Выйдя из себя, королева кинулась на него с кулаками. Король не сделал попытки уклониться от удара. Его голова дернулась вбок, лоб ударился о дверной косяк. Он пошатнулся, но удержался на ногах. А когда открыл глаза, она была уже у дверей. И через мгновение скрылась.
Не дожидаясь, пока оторопевшие лакеи очнутся, король переступил через порог и закрыл дверь. Она захлопнулась с пушечным грохотом, и все услышали, как защелкнулся замок.
Седжанус попытался выдать едкое замечание, но во всеобщем тревожном смятении его слова не попали в цель, а острота затупилась, разбившись о внезапно выросшую стену нежданного сочувствия к королю.
– Еще вчера мне казалось, что он ее любит, – печально произнес Филологос.
– А я думаю, он ее и вправду любил, – отозвался кто-то.
– А она…
– А я вот что думаю, – прервал дискуссию Хиларион. – Мы тут больше не нужны, и, поскольку ночью мы не сомкнули глаз, кое-кому из нас пора в постель. – Он положил руку на плечо Филологосу и подтолкнул его к двери, ведущей через королевскую гардеробную в тесные, как камеры, комнатушки, где ночевали лакеи. – Кто знает, может быть, проснувшись, мы обнаружим, что мир еще раз перевернулся с головы на ноги. – Он обвел комнату взглядом, словно предостерегая остальных слуг, но обратил свои слова только к Филологосу: – Помни, любовь королей и королев недоступна пониманию нас, простых смертных.
Он назвал эддисского вора королем. Если кто-нибудь и заметил это, то ничего не сказал.
– Не любит она его, – с облегчением в голосе сказал гвардеец, сидевший справа от Костиса. – Все это чистейшей воды притворство.
Не успел Костис возразить, как тот, кто сидел слева, добавил:
– Конечно, притворство. Разве может королева втюриться в козлонога, похитившего ее престол? Ты что, с ума сошел?
Костис снова разинул рот.
– А если бы любила, ты бы сохранил преданность ей? – спросил кто-то на другом конце стола.
Костис закрыл рот.
Все вокруг презрительно пожимали плечами. Вопрос показался им странным. В их глазах королева была, есть и будет воплощением красоты, стоящим выше любых страстей, и их невысокое мнение о короле ничуть не переменилось. Будь на месте короля любой другой человек, его противостояние с разъяренной Аттолией сочли бы проявлением безумной храбрости.
– Я бы сохранил, – невозмутимо произнес Костис.
Товарищи взглянули на него с растерянностью. Только что заданный вопрос показался им настолько нелепым, что о нем уже забыли.
– Она моя королева. – Костис хмуро посмотрел на Лепкуса, сидевшего напротив, словно вызывая на спор. – Все остальное не имеет значения. Я буду хранить преданность ей до последнего вздоха.
Кто-то ахнул. Вопрос уже не был риторическим и не казался преувеличением ради красного словца. Их верность подверглась сомнению, и ответ был только один.
– Конечно, – послышались голоса. Кое-кто даже обиделся на такой вопрос, и все до одного подтвердили свою неколебимую преданность гвардии. – Разумеется.
– Думаю, не каждый, – произнес кто-то у края стола. Костис не видел, кто это был, и подался вперед, чтобы разглядеть. Экзис, взводный из прошлой центурии Костиса. Он был из патрициев, получил образование и считался умным. – Эддисец найдет себе сторонников, – сказал Экзис. – Не забывайте, он король и сумеет добиться от них поддержки. Мы нужны королеве.
– Если король и королева рассорятся, кто выиграет? – А в том, что они рассорятся, не сомневался никто. Разве женщина может влепить мужчине пощечину и после этого изображать любовь? Разве мужчина может получить пощечину и после этого остаться мужчиной?
– Кто выиграет? – Экзис пожал плечами. – Барон Эрондитес.
Если король и королева затеют борьбу, барон дождется, пока оба ослабеют, и нанесет удар. Непременно. Все, кто сидел вокруг стола, грустно закивали.
Костис встал.
– Ты куда? – спросили его.
– Проверю расписание. Если меня в нем нет, пойду к себе. И буду там ждать решения своей судьбы.
– Ты только не оглядывайся, но, по-моему, твоя судьба сама идет сюда. Вошел наш новый капитан, и он направляется прямо к тебе.
– Новый капитан?
– А ты не слыхал? Энкелис уже велел собрать капитанские вещи и вынести из его квартиры. Говорит, хоть королева и помиловала Телеуса, но в должность не вернула. Хотел было прогнать Аристогитона, но тот заявил ему в лицо, что его от присяги никто не освобождал и он не уйдет, пока не велит королева. Мы всё ждем, пока королева придет и назначит Энкелиса на должность, но дело уже к вечеру, а она так и не вышла из своих покоев. Аристогитон со своим взводом заперт в казарме. А где Телеус, никто не знает.
К их столу подошел новый капитан, и гвардейцы почтительно встали. Энкелис кивнул Костису:
– Тебя вызывают. Приведи себя в порядок и иди со мной.
Мимо гвардейцев Костис вошел в королевскую кордегардию. Седжанус улыбнулся:
– А вот и наш мальчик для битья. Что тебя привело, Костис? Надежда на возмездие?
– Я на службе. И останусь на службе, пока меня не освободят или пока меня не отпустит король.
– И чей же это приказ?