Корнилов

Репутация Крымова была хорошо известна и, скорее всего, сыграла решающую роль в том, что именно ему было поручено командование войсками, перебрасываемыми к Петрограду. 13 августа, в день отъезда Корнилова на Государственное совещание, Крымов прибыл в Могилев. Это может показаться странным, если считать, что он приехал исключительно для получения инструкции по службе. Однако можно предположить, что Крымов сознательно воспользовался отсутствием главковерха. Беря на себя руководство готовящимся выступлением, он тем самым снимал с Корнилова ответственность за возможные последствия этого. Деникин писал: «Крымов добровольно стал орудием, «мечом» корниловского движения; но орудием сознательным, быть может, направлявшим иногда… руку, его поднявшую»⁵³. Если Корнилов продолжал колебаться, то для Крымова никакой компромисс с Керенским был невозможен.

Крымов и раньше имел контакты с офицерскими организациями, действовавшими в Петрограде. Скорее всего, что в сотрудничестве с ним работала упоминавшаяся ранее группа П. Н. Врангеля и полковника А. П. Палена (Врангель долгое время был подчиненным Крымова и сменил его на посту командира Уссурийской дивизии). Напомним, что через поручика И. П. Шувалова группа была связана с военной секцией «Республиканского центра».

После приезда Крымова в Ставке состоялось тайное совещание, на котором рассматривались возможности вооруженного захвата Петрограда, намечались конкретные цели и распределялись роли участников. Для координации действий в столицу, по свидетельству Деникина, был командирован некий полковник С., член Главного комитета Союза офицеров. Предположительно речь идет о полковнике (позднее генерале) В. И. Сидорине. Донской казак по происхождению, летчик по военной профессии, он занимал должность заместителя председателя Главного комитета. Как потом оказалось, Сидорин был человеком не очень надежным, да и к тому же большим любителем ресторанных кутежей. В сообщениях из Петрограда он убеждал, что почва для выступления в столице готова, хотя на самом деле никакой серьезной работы им проведено не было.

Для усиления петроградских организаций с середины августа началась тайная переброска офицеров в столицу. Часть из них направлялась по заранее условленным конспиративным адресам, для других был придуман иной способ. 22 августа в штабы фронтов была разослана телеграмма за подписью генерал-квартирмейстера И. П. Романовского. В ней говорилось о предстоящих в Могилеве испытаниях английский бомбометов и минометов новейших систем. Телеграмма предписывала направить для участия в испытаниях по три кадровых офицера от каждой дивизии⁵⁴. Таким образом предполагалось собрать большую группу офицеров с тем, чтобы потом перебросить их в Петроград, сообщив уже по дороге о настоящей цели вызова.

В самом Петрограде офицерские организации, входившие в орбиту деятельности «Республиканского центра», получили приказ быть готовыми к выступлению. В момент появления Крымова на подступах к столице отряды заговорщиков должны были захватить ключевые пункты в городе, арестовать Временное правительство, взять под стражу, а если надо, то и расстрелять вождей Петроградского Совета⁵⁵. Ожидаемое выступление большевиков могло ускорить эти меры. Если бы большевистского мятежа не было, заговорщики предполагали его сымитировать. Детали этого замысла помогает понять очередное свидетельство В. Н. Львова, если сказанному им вообще можно доверять. Полгода спустя ветер начинавшейся гражданской войны занес Львова в Оренбург. Здесь атаман оренбургского казачества А. И. Дутов рассказал ему, что под видом большевиков должен был выступить именно он⁵⁶.

На первый взгляд налицо детальный и разработанный план переворота. Однако сразу закрадывается подозрение в том, что все это существовало только в фантазии заговорщиков. Нам еще придется писать о том, что все эти замыслы лопнули как мыльный пузырь задолго до стадии реализации. Да и не могло это быть ничем другим, кроме как мыльным пузырем. Никто в Ставке серьезно планов переворота не разрабатывал, никто не поддерживал необходимых контактов со столичным подпольем. Вся петроградская составляющая «заговора» была чистой авантюрой, и подсознательно участвовавшие в ней это чувствовали. Именно это и заставило их в решающий день спрятаться в отдельном кабинете ресторана, вместо того чтобы следовать ранее составленным планам.

Романовский был единственным из старших начальников, кто был посвящен в планы готовящегося выступления. Разумеется, полностью сохранить подготовку в тайне было невозможно. Многие из чинов Ставки догадывались о происходящем, кто-то, как, например, Лукомский, знал об этом почти определенно. Но те, кто догадывался, предпочитали не вмешиваться. Дело было слишком рискованным, и потому в случае его неудачи проще было отговориться незнанием. В том же случае, если бы начинанию способствовал успех, присоединиться было никогда не поздно.