Корнилов

Керенский почти кричал в зал: «Пусть будет то, что будет. Пусть сердце станет каменным, пусть замрут все струны веры в человека, пусть засохнут все цветы и грезы о человеке, над которыми сегодня с этой кафедры говорили презрительно и их топтали. Так сам затопчу!.. Я брошу далеко ключи от сердца, любящего людей, и буду думать только о государстве»⁴⁴. В этом месте с галерки раздался испуганный женский голос «Не надо!», что несколько испортило впечатление. Речь Керенского становилась все более бессвязной. Публика с нарастающим изумлением слушала оратора, а тот говорил, говорил и никак не мог остановиться. Наконец, Керенский закончил и, обессилев, не сел, а упал в председательское кресло. На часах было половина второго ночи.

Государственное совещание было задумано Керенским с тем, чтобы обеспечить правительству поддержку страны. Результат его стал прямо противоположным. И правые, и левые критики правительства увидели в «московском позорище» доказательство его слабости. Это было не вполне верно. И правительство, и сам Керенский (а правительство давно уже персонифицировалось с его главой) еще сохраняли определенный кредит доверия. Те, кто полагал, что Керенский — это отыгранная карта, выдавали желаемое за действительное. Это был самообман, но самообман, в значительной мере ускоривший и без того нараставший кризис.

ЗАГОВОРЩИКИ

За несколько дней до открытия Государственного совещания на квартире московского кадета Н. М. Кишкина состоялась встреча посланцев Корнилова с рядом общественных деятелей обеих столиц. Среди присутствовавших на ней были П. Н. Милюков, М. В. Родзянко, В. В. Шульгин и другие не менее известные фигуры. От имени делегатов из Могилева капитан В. Е. Роженко доложил собравшимся о положении в армии, о назревающем конфликте между Керенским и Корниловым. Он сказал, что в окружении премьера готовится смещение Корнилова с должности Верховного главнокомандующего, но тот готов из патриотических соображений не подчиниться такому приказу. Роженко предупредил о том, что, по данным контрразведки, в Петрограде готовится новое выступление большевиков. В преддверии этого к столице выдвинут конный корпус, готовый действовать и против большевиков, и против правительства.

На присутствовавших все сказанное произвело крайне тяжелое впечатление. Дело было не в том, что они не поддерживали Корнилова. Просто новое положение вещей требовало сделать выбор, к чему большинство собравшихся было не готово. Один из присутствовавших на этом собрании вспоминал: «Обсуждать тут же доклад увлекающегося офицера не хотели. Было ясно, что сочувствуют делу все, но никто не верит в успех. Да и связывать себя и политические группы, которые представляли участники совещания, ни у кого не было желания»⁴⁵.

Несколькими днями позже информация из Ставки обсуждалась за закрытыми дверями участниками Совета общественных деятелей. «После долгих объяснений П. Н. Милюков от лица общественных деятелей кадетского направления сделал заявление о том, что они сердечно сочувствуют намерениям Ставки остановить разруху и разогнать совдеп. Но настроение общественных масс таково, что они никакой помощи оказать не могут. Массы будут против них, если они активно выступят против правительства и совдепа. Поэтому на Милюкова и его единомышленников рассчитывать нельзя. К этому заявлению стыдливо присоединились путем молчания и знаком молчаливого согласия остальные общественники»⁴⁶. Уже с мартовских дней кадетские лидеры, включая Милюкова, много раз заявляли о необходимости применить силу. Они с радостью бы одобрили силовую акцию, но только в случае ее успеха. Принимать же на себя ответственность и рисковать последствиями неудачи никто не хотел.

Попыткой уйти от этого были и прозвучавшие на совещании сомнения в том, что посланцы Ставки говорят от имени самого Корнилова. Нам представляется, что в этом вопросе колебаний быть не может. Напомним, что фамилию капитана Роженко Корнилов называл Лукомскому в качестве одного из разработчиков плана будущего выступления. Роженко был секретарем Главного комитета Союза офицеров, а эта организация с самого начала своего существования взяла курс на военный переворот. По основной должности Роженко был офицером для поручений в Особом делопроизводстве управления генерал-квартирмейстера. Это учреждение с мало чем говорящим названием было своего рода политической канцелярией Ставки, и именно здесь находился центр интриг и заговоров.