Коптский крест

Наверное, из-за этого уговаривать Василь Петровича особо даже и не пришлось. После того, что он услышал от доктора, дядя Николки готов был, кажется, хвататься за любую соломинку. Отец заодно убедил его не сообщать о страшном прогнозе супруге — зачем раньше срока ее пугать? И еще — предупредил, что «американский профессор» во-первых, жуть какой продвинутый и использует невиданное в Европе медицинское оборудование и лекарства, а во-вторых, последние 15 лет пользовал народ грубый и мало воспитанный, вроде ковбойцев и золотоискателей — так что с деликатным обращением у него проблемы. Николкин дядя только кивал; ему, похоже, уже было все равно, а вот тётя Оля самую малость напряглась. Она даже порывалась отправить Марьяну за старичком-доктором, но тут мы заранее приняли меры — Яков, хитрая бестия, прислал к врачу какого-то своего приятеля, якобы — пригласить его к тяжелому больному куда-то в Замоскворечье. Предполагалось, что этот прохвост часа полтора промурыжит Айболита в пролетке, а потом смоется — расплатившись тремя рублями за напрасное беспокойство. Доктор наш, конечно, будет возмущен, но уж простите — на войне как на войне. В конце концов, мы его же нервы бережем — встреча с разъяренным педиатром из 21-го века может оказаться слишком сильным переживанием. А в том, что дядя Сережа выйдет из себя, познакомившись с местными методами врачевания отец не сомневался.

«Лауданум» — это же надо! Мы с отцом и представления не имели, что за красивым латинским названием скрывается самая банальная наркота… спасибо, хоть не героин[136]. В общем, беседа у отца с Каретниковым вышла на повышенных тонах. Я прятался в подворотне и все слышал — дядя Андрей требовал немедленно звать скорую, грозил позвонить в милицию, обзывал Овчинниковых упырями и вандалами, обещался завтра же явиться с бригадой «Скорой» и увезти мальчика, пока его тут не отправили на тот свет. Отец вяло отбивался — он, конечно, понимал, что попытка отыскать дом Овчинниковых окончится для дяди Сережи сюрпризом — но не хотел скандала и пытался как-то сгладить ситуацию. В общем, я, конечно, не все расслышал; понял только, что отец клялся, чем только мог — самолично проследит, чтобы мальчика завтра же показали нормальному доктору. И, конечно, передаст дяде Сереже его телефон — и тот сам сможет убедиться, что мальчику ничего не угрожает.

Как он собирался выполнять данное обещание? Не знаю. Никак. Потому что — стоит Каретникову успокоиться и он вспомнит про все остальные несообразности: и про неработающий мобильник, и про керосиновое освещение и про раритетную обстановку и про лауданум, наконец… На прощанье папа обещал дяде Сереже все объяснить — путь только подождет несколько дней. И, насколько я мог понять, объяснять он, и в самом деле, будет все. Ну, или почти все. Потому что — не в звонках ментам дело; дядя Сережа — хороший папин знакомый, у них масса общих друзей, и пытаться дурачить ему голову не рекомендуется категорически. В общем, чувствую, что этот разговор нам еще предстоит — и могу поручиться, что число пайщиков нашей «концессии» увеличится вскоре до четырех. А что делать? У меня, например, фантазии не хватает.

Что с Николкой? С ним-то все обошлось. Дядя Андрей сделал ему целых три укола и прописал целую кучу таблеток — ну и уколы, конечно. Отец деликатно отобрал рецепты у Ольги Георгиевны, заявив, что лекарства эти редкие, выписывать их придется из Америки, а он, якобы, знает, как найти их уже сегодня. Николкина тетушка не спорила — так потрясена была визитом американского профессора. Ну и обрадована — когда услышала прогноз дяди Андрея, что Николка дня через четыре встанет на ноги.

На самом деле, он встал уже на следующий день. Отец говорил, что все дело в том, что местные микробы и прочие бактерии непривычны к нашим антибиотикам, и гибнут от одного их запаха. Так это или нет — не знаю, а только уже наутро Николка пил бульон и вполне бодро расспрашивал меня от том, что творилось вчера в доме. Василь Петрович ходил по дому какой-то потерянный и все пытался вызвать отца на разговор об американском профессоре. Пришлось соврать, что тот срочно покинул Москву — но оставил подробные инструкции по лечению Николки.

А лекарства отец был вынужден выдавать Николке лично, по 4 раза в день — и уколы делать. Зачем? А если бы ими заинтересовался местный доктор? Вы хоть представляете, что бы он тогда подумал?

Глава сорок первая

— Сергей Алексеевич, к вам посыльный!