Коптский крест

Услышав это слово, Олег Иванович понял — все. Любые попытки что-либо сочинить заведомо обречены. Можно рассказывать о чудаках-сектантах, не признающих современной медицины до такой степени, что готовы запретить прививать своего ребенка… можно объяснить старинную обстановку и одежду причудами свихнувшихся поклонников истории. Но убедить детского врача, кандидата наук, что на свете может найтись его, коллега, посоветовавший дать 13-ти летнему ребенку, больному крупозной пневмонией, спиртовой настой опия…

Так что — встретив совершенно безумный взгляд Каретникова — «ты куда меня привел, что это за притон чокнутых маньяков?» — Олег Иванович мог лишь виновато пожимать плечами и жалко улыбаться.

Я во всем виноват, я! Это из-за меня Николка подхватил воспаление легких — нашел, понимаешь, место для отдыха на сквознячке — вот и отдохнули, проветрились… а туда же — мир менять! Нет, прав отец, мне до чувстува ответственности как до Луны… на четвереньках.

Когда Марина поведала о болезни кузена, мы тут же кинулись к Овчинниковым. Тётя Оля долго не могла понять, что нам надо — и лишь с третьего раза отец сумел втолковать ей насчет профессора из Америки, который вроде как собаку съел на простудных болезнях, пользуя золотоискателей на Аляске. Я, как услышал, тоже обалдел — какой нахрен профессор? Я думал — мы накормим Николку антибиотиками и все, дело в шляпе: местная зараза против современных антибиотиков шансов не имеет, так что всем бактериям кирдык. Но не все так просто — оказывается, отец боялся, что наши убойные таблетки вместе с бактериями и самого Николку прикончат. Вообще-то, в это я поверить могу — мы ведь почти сотню лет ко всякой лекарственной химии привыкали; может, организмы уже у всех людей переродились, мутировали, что ли? Отец как-то рассказывал про староверскую семью в Сибири, которая полвека прожила в отрыве от людей — а потом, когда их отыскали, все и поумирали от заразных болезней[135]. Вот отец и решил пригласить врача прямо сюда, в 19-й век. А чтобы крыша у того не сразу поехала — обратился к дяде Андрею, нашему доброму знакомому из клуба ахтырских гусар. Он и меня лечил, когда я два года назад страдал хроническим бронхитом; да и дома у нас часто бывал.

Дядя Андрей — классный мужик, он меня верхом учил ездить; папа не очень верховую езду жалует, хотя и умеет, конечно. Ахтырцы потом меня в полк свой звали, только я не пошел — познакомился с их народом, кто помоложе, и те втянули меня в страйкбол.

В общем, узнав, что к Николке поедет дядя Андрей Каретников, я слегка успокоился — во первых, он классный детский врач, кандидат наук, та во вторых — просто отличный дядька, который, если что, сможет все понять.

Ну вот. Позвонив дяде Андрею и договорившись встретиться через час на площади Курского вокзала, папа приступил к самому трудному — принялся готовить Овчинниковых к визиту «американского доктора». Непонятно? А вы сами подумайте. Что делает нормальный доктор, приходя к тяжелобольному? Температуру меряет. Давление. Если надо — анализ крови берет. Ну, может, насчет анализа я загнул, его потом делают — только у дяди Андрея в машине всегда неслабый такой чемоданчик — как у медиков скорой помощи. Он как-то говорил, что возит его всюду, потому что без него чувствует себя, как без рук. Так у него там разве что персонального рентгеновского аппарата нет — а так и прибор для давления, и пузырьки всякие для анализов, и лекарства и инструменты… я как-то видел, как он на Бородине его разворачивал, когда кому-то сердцем плохо стало — так врач «Скорой» ходил и завидовал, как кот вокруг сметаны. Дядя Сережа рассказывал, что чемоданчик этот 10 лет формировал и отбирал — чтоб уж не все случаи.

Так вот. Представьте себе, как на местный не избалованный научным прогрессом народ подействует сам вид этих медицинских чудес? Представили? Вот и я тоже. А уж как подумал, что будет, столкнись дядя Андрей у Овчинниковых с их старым семейным доктором… Нет, он дядька хороший, у такого лечиться, наверное — одно удовольствие; но уж больно методы у него…. дремучие. Оно и понятно — ни антибиотиков, ни рентгена, ни анализов всяких химических. Недаром он, как просек, что с Николкой, сразу Василь Петрович у заявил, что парень, скорее всего, не выкарабкается. Я разговор этот слышал из-за двери: так Василь Петрович побледнел и прямо весь затрясся — отцу его даже подхватить пришлось. Да я и сам… нет, я ни на минуту не допускал, что мы позволим Николке умереть, но все же стало… не по себе. Очень. Честно говоря, я перепугался, как никогда в жизни не боялся…