Отставка дана мне была на следующий же день; на должность начальника несуществующего Отдела пропаганды был назначен маститый эсер Чайковский[280]. Получив освобождение, я добыл билеты для себя, жены и падчерицы на итальянский пароход, случайно заплывший в Новороссийск, и вскоре мы тронулись в путь по направлению к Константинополю.
На этом моя контрреволюционная деятельность закончилась.
Вспоминая свое настроение того времени, я должен признать, что двенадцать месяцев без малого напряженной нервной работы с непрерывными нападками и слева, и особенно справа, с выражением недовольства начальства по основательным и неосновательным поводам, с бесконечными ревизиями, дерзкими письмами, смертными приговорами оставили во мне гнетущее впечатление и полный сумбур в голове. Я не мог дать себе отчета в том, что предприму, где буду жить, где работать. Я знал только, что не хочу больше иметь дела с политикой белых, опасаюсь красных, хочу спокойной обывательской жизни, поставив крест на все прошлое.
Однако сразу порвать старые связи оказалось не так просто. Ликвидация моей революционной деятельности началась в Константинополе, продолжалась в Париже, окончательно закончилась в Латвии.
Вскоре после моего отъезда Добровольческая армия под напором красных была вынуждена очистить Новороссийск.
В это время часть белых войск под командой генерала Слащева[281] еще держалась на Перекопе, и разбитые на Кубани войска, посаженные на суда, были переброшены в Крым.
В Крыму Деникин собрал совещание старших начальников для разрешения вопроса о дальнейшем возглавлении армии.
Несмотря на выражение всеобщего уважения и даже доверия, Деникин понял по настроению совещания, что дальше оставаться во главе армии ему нельзя. Он решительно сложил свои полномочия и с всеобщего согласия назначил своим преемником Врангеля. Врангель в то время находился в Константинополе и был немедленно вызван в Крым.
Начался последний акт белой драмы. После нескольких попыток проявить активность, отбитых красными, Врангель был принужден перейти к обороне, обороне отчаяния, на позициях Перекопа. Эта оборона длилась недолго: Красная армия прорвала последнюю оборонительную линию добровольцев, остатки разбитых белых войск были спешно посажены на суда и навсегда покинули Родину.
Об оставлении Новороссийска и о смене главнокомандующего я узнал лишь по прибытии в Константинополь. Оттуда же наблюдал последние попытки борьбы Белой армии.
Глава 18
Эмиграция
Итальянский пароход, переполненный беженцами, в котором мы покидали родину, шел вдоль южного побережья Черного моря и останавливался в нескольких маленьких портах, так что наше путешествие продолжалось довольно долго. При входе в Босфор мы подверглись довольно скучным карантинным формальностям, которые задержали нас еще на сутки, после чего нас выпустили на сушу.
В Константинополе находилось «Информационное бюро» Отдела пропаганды, которое снабжало заграничную прессу сведениями о Добрармии и присылало нам вырезки из иностранных газет, могущие интересовать Главное командование. Начальником бюро был назначенный еще мною полковник гвардейской артиллерии Хитрово[282], человек болезненный, с признаками чахотки, но очень толковый и энергичный. Он встретил меня как былого начальника исключительно приветливо и сейчас же стал втягивать в прежнюю работу. От него я узнал, что за время нашего путешествия армия очистила Новороссийск и была переброшена в Крым, где, благодаря исключительной энергии командующего войсками генерала Слащева, белым удалось удержаться. Узнал, что Деникин на совещании старших начальников пришел к убеждению, что дальнейшее его пребывание во главе Добрармии нежелательно, и потому сдал власть Врангелю, что Врангель предполагает продолжать борьбу с большевиками, базируясь на Крым, и, организовав на Перекопе неприступную крепость, развивать операции в северном направлении.
Можно было думать, что с переменой командующего вновь проснулись какие-то надежды на успех. Во всяком случае, Информационное бюро должно было продолжать свою прежнюю деятельность. И по этому случаю Хитрово стал упрашивать меня написать на французском языке большую статью для местной газеты, издававшейся на этом языке, об экономическом положении в России в связи с хозяйничаньем большевиков. Отказаться было как-то неловко, французским языком я владел настолько хорошо, что мог взяться за такую работу, кое-какие материалы и статистические данные сохранились у меня еще со времени моей думской деятельности, и, несмотря на мое решение отойти от всякого рода политической и агитационной работы, я согласился.
Гражданская война привела страну в состояние полной разрухи, и большого труда не составляло нарисовать самую плачевную картину, возложив целиком ответственность на одну сторону… такую статью я и написал.