Контрреволюция

Приняв Добровольческую армию в конце ноября, Врангель донес Деникину, что армии как боевой силы не существует, что она дискредитировала себя грабежами… отступление вызывается необходимостью. В отношении направления отступления у него возникли разногласия с Деникиным.

Деникин считал необходимым отступать на Кубань, так как надеялся найти в казаках Кубани и Терека те силы, которые позволят остановить наступление Рабоче-крестьянской армии. Он еще думал о продолжении борьбы.

Врангель стоял за отступление в Крым, предполагая создать на Перекопе непреодолимую преграду для красных, задержав на которой их наступление, можно получить возможность более или менее спокойно произвести эвакуацию гражданского населения и остатков армии. Он уже в то время усиленно рекомендовал Деникину начать переговоры с англичанами по поводу возможной эвакуации. По-видимому, он не рассчитывал на возможность продолжения борьбы с надеждой на успех.

Отступление армии, естественно, порождало тревогу в Особом совещании. Все члены правительства невольно сознавали, что есть какие-то недочеты в нашем политическом курсе, который не находит отклика в широких массах населения. В Совещании открыта была дискуссия о «политическом курсе». Но, строго говоря, о курсе речи почти не было. Причину наших неудач искали в частных ошибках руководителей ведомств и военачальников.

Астров произнес большую речь, подвергая суровой критике деятельность правительства. Он сравнивал Особое совещание с машиной, работающей впустую без приводных ремней. Все горе он видел в ряде неудачных назначений, а о разрешении аграрного вопроса сказал лишь несколько расплывчатых слов.

На этот раз критика Астрова не произвела обычного впечатления. И он, и Федоров присвоили себе в Особом совещании роль критиков, подающих советы и судящих исполнителей, но лично не ведущих никакого дела. Они обычно говорили длинно, обстоятельно, умно, и вначале их речи производили впечатление на Деникина. Но в дальнейшем он убедился в том, что они сильны лишь на словах, а действительной помощи от них не получишь. Этим объясняются те отзывы, которые я слыхал от него о кадетах.

Бессодержательность Совещания отразилась и на том «Наказе»[274], который был выпущен в результате него. Ничего нового в политическом курсе объявлено не было: опять провозглашена была «Единая, Неделимая», сказано было о «порядке», без указания, какой это будет порядок, о «восстановлении производительных сил», но, как они будут восстанавливаться, не было указано. Вопрос о форме правления – дело будущего, а пока – военная «диктатура, тесная связь с казачеством, решительная борьба с большевиками».

Таким образом, «политический курс» оставался без изменений, да надо признать, что изменить его было бы возможно лишь с переменой людей, руководивших Белым движением. Вскоре во главе движения и появились новые люди, но не такие, которые могли бы изменить политический курс. И при них все осталось по-старому, а если и наблюдалось некоторое колебание политического уклона, то лишь неизменно вправо.

Особое совещание доживало свой короткий век. Вскоре после издания деникинского «Наказа» в приказе за № 175 оно было упразднено. Количество ведомств было сокращено, между прочим, Отдел пропаганды был включен в состав Отдела внутренних дел. На укладе нашей жизни и работы эти перемены не сказывались никак. Перемены сказывались в том, что Ростов эвакуировался и все были заняты обеспечением средств передвижения для всех сотрудников ведомств. Значительную часть Отдела я погрузил в один из наших агитпоездов, туда же поместил запасы бумаги и все ценное имущество. Поезд был направлен в Новороссийск, где должны были быть собраны все правительственные органы.