Конфуций

— Да, говорил, — согласился Конфуций. — Но я говорил и то, что древние люди учились для себя, а нынче люди учатся, чтобы подивить других. Просто выучится мало, надо еще и приложить свои знания с пользой для своей семьи, своих родитсвенников и своей страны. Именно поэтому, когда желания чисты и проникнуты любовностью и знаниями, сердце становится правдиво и прямо. Когда сердце становится правдиво и прямо, человек исправляется и становится лучше. Когда человек исправляется и становится лучше, то и в семье устанавливается порядок. А когда в семье устанавливается порядок, то и в стране устанавливается благоустройство. А когда в стране устанавливается благоустройство, то устанавливается мир и согласие во всей Вселенной. Конечно, какждый человек должен любить свою семью, но в то же время благородный муж не может стать заложником этой любви, поскольку путь его служения намного шире. Кто-то стаент учителем, кто-то странствующим мудрецом, а кто-то будет работать на государственной службе. Да и кто понесет полученные знания в жизнь, в другие царства, кто попытатеся зажечь факел во тьме, если не благородный муж? Кто еще сможет в нужный момент дать ценный совет князю или министру? Конечно, это тяжело, но с того, кому много дано, много и спроситься.

— А не означает ли это, — последовал новый вопрос, — что и сам благородный муж должен быть в высшей степени быть требовательным к другим?

— Конечно, — ответил Конфуций, — если это касается работы! Но надо помнить, что благородный муж, когда руководит людьми, то использует таланты каждого, в то время как недалекий человек требует от них универсалий. Но в то же самое время благородный муж знает о своем превосходстве, но избегает соперничества. Он ладит со всеми, но ни с кем не вступает в сговор, а это в рабочих отношениях может играть решающую роль. Именно поэтому благородный муж всегда безмятежен и свободен, а низкий человек чаще всего во всех и во всем разочарован и скорбен…

Часто на дружеские беседы Конфуция приглашал и очень любивший философию правитель.

Во время одной из подобных бесед философ имел случай показать необыкновенную прозорливость своего ума и высказать свой взгляд на правителей и правление.

Летописи передают этот случай так.

Однажды, беседуя с философом, князь получил известие из княжества Чжеу, что молния сожгла в императорском дворце один из храмов, посвященных памяти предков.

— Я думаю, что это храм Ли-ванга! — заметил Конфуций.

— Почему вы так думаете? — поинтересовлся князь.

— Пока властители земли живы, — отвечал Конфуций, — худо понимаемое уважение или раболепный страх замыкают уста окружающим их, но небо нелицеприятно — оно, рано или поздно, ниспосылает знамения своего гнева на нарушителей его законов. Ли-ванг был злой государь. Он отменил многие мудрые постановления Вен-ванга; он первый осмелился носить желтые, богато убранные одежды, строить пышные дворцы, щеголять лошадьми и колесницами — словом, он первый из царей ввел при дворе ту безумную роскошь, которая заставила бы краснеть государей древности. Гнев небесный, уничтожив храм, посвященный памяти Ли-ванга, возвещает людям, что они воздавали почести недостойному, и вместе с тем предостерегает князей, чтобы они не подражали Ли-вангу…

Философ замолчал. Хранил молчание и правитель, который в этом рассказе услышал весьма прозрачный намек на собственное правление.

Он так ничего и не сказал Конфуцию, но когда уже на следующий день узнал, что молния действительно сожгла храм Ли-ванга, он одновременно радостно и изумленно воскликнул:

— Порадуйтесь вместе со мною! В Конфуции я приобрел неоцененное сокровище. Он — величайший муж во всей империи. Это — мудрец, достигший вершины премудрости. Это воистину святой человек. Он видит происходящее далеко так же ясно, как и происходящее у него перед глазами!

Вскоре Конфуций выступил в роли самого настоящего прорицателя, и в царстве начались самые настоящие чудеса.

Однажды во дворец Цзин-гуна залетела странная одноногая птица.

Никто и никогда не видел подобной птицы, и только Конфуций сказал, что эта птица называется шан-ян и появляется накануне большого наводнения.

Правитель поверил философу и принял все надлежащие меры. Сделал он это в самое время, поскольку буквально на следующий день начались проливные дожди, реки вышли из берегов и затопили дома и поля во многих царствах.

Только в царстве Ци потоп не причинил ущерба людям.

Все это привело к тому, что Цзин-гун еще раз попытался заполучить ученого гостя к себе на службу.

— Я не могу пожаловать тебе титул первого советника, равного по званию предводителю семейства Цзи в твоем родном царстве. Твое место — стоять где-то между первым и третьим рангами…

Вряд ли Конфуций был в восторге от этого предложения, но в известной степени оно ему, конечно же, льстило.

Как-никак, а это было уже признание.

Надо полагать, правитель прекрасно понимал, что гордый философ не примет его предложение, тем не менее, почувствовашие конкурента министры Цзин-гуна встревожились.