Узнав от учеников, с кем их свела судьба, охотники поначалу стеснялись столь ученого мужа, но видя радушие и приветливость Конфуция, постепенно осмелели и стали задавать ему вопросы.
Конфуций охотно рассказывал им о старине и о том, почему теперь в Поднебесной царили беспорядок и смута.
В последний день охоты один из охотников задал давно уже занимавший всех вопрос:
— И что же нам всем следует делать?
— Любить и уважать, — просто ответил Конфуций.
Охотники недоуменно переглянулись. От знаменитого философа они ожидали куда более пространного и обстоятельного ответа на столь сложный вопрос.
Понимая их недоумение, Конфуций едва заметно улыбнулся и продолжал:
— Если любовью будут воспламенены сердца смертных, то весь свет будет наподобие одного семейства. Все люди будут представлять в себе одного человека, и все вещи, по причине удивительного взаимного порядка и союза, покажутся одним и тем же существом. Мы должны любить других, как самих себя, следовательно, должны желать им всего того, чего себе желаем. Но при этом мы должны понимать и то, что далеко не се будут вести себя сообразно тому, что они говорят…
Конфуций замолчал и обвел охотников долгим взглядом. Судя по выражению их лиц, он и с огромным интересом слушали знаменитого философа.
— Поэтому, — продолжал Конфуций, — именно лицемерие является самым отвратительным пороком. Тот, кто прикрывается одною внешностью добродетели, походит на злодея, который днем показывается честным человеком, а ночью занимается похищением имущества ближнего. А поэтому опасайтесь тех, которые учиняются скорей хвалителями добродетели, нежели ее последователями. Не обманывайтесь их учеными рассуждениями, которые хотя бы можно было понимать за выражение души убежденной, но они являются лишь плодом испорченного ума и выдуманными побуждениями сердца…
В этот момент из кустов выскочила косуля. Однако ни один из охотников даже не подумал стрелять в столь удобную мишень. Они остались совершенно равнодушными, словно это не они исхаживали в день по нескольку десятков километров в поисках дичи.
— Те, которые говорят с некоторым родом чувствительности о смиренномудрии, — продолжал Конфуций, — о благе общем, не всегда сами бывают в том примерами. Воздержание, простота в одеянии, изучение наук и искусств, отвращение к ласкателям, любовь к низшим, бескорыстие, благоразумие, постоянство, доброта, это и есть те обязанности, которые предписанны нам Небом. Попытайтесь соблюдать их хотя бы в одной семье, и вы увидите, как преобразится вся ваша жизнь…
Сложно сказать, все ли поняли охотники из слов Конфуция, но он произвел на них неизгладимое впечатление, и надо было видеть их неподдельную грусть, когда они расставались с ним, чтобы понять, насколько обходителен и приятен в общении был этот человек.
На подъезде к городу, один из учеников, испросив разрешения, задал вопрос:
— Скажите, Учитель, а что заставляет человека служить государству?
— Его внутренне чувство и его долг, долг сына перед отцом, отца перед чиновником, чиновника перед министром, министра перед государем, государя перед Небом. Тот самый долг, который все соблюдали в древности, когда правилом жизни была нравственность…
Для Конфуция понятие долга — это продолжение человеколюбия и справедливости как части Ритуала.
— А каковы главные условия существования государства? — последовал новый вопрос.
— В государстве, — ответил Конфуций, — должно быть достаточно пищи, оружия и народ должен доверять своему правителю.
— Чем из этих трех вещей можно пожертвовать, если возникнет крайняя необходимость? — спросил Цзы-гун.
— Можно отказаться от оружия…
— А из двух оставшихся?
— Можно отказаться от пищи, — после небольшой паузы ответил Конфуций. — С древних времен еще никто не мог избежать смерти. Но без доверия народа государство не сможет устоять.
О пролитом молоке не плачут
Измени отношение к проблеме, и она покажется тебе с другой стороны
Старость приходит незаметно
Сложно сказать, были ли удовлетворены ученики таким ответом, но убеждение Учителя в том, что любое государство держится, прежде всего, на доверии, они запомнили навсегда.
После трехгодичного отсутствия Конфуций снова оказался в своем домике у городской стены Цюйфу.
По сути, в 514 году он вернулся к тому, от чего ушел: отсутствие государственной должности и репутация благонравного ученого.
Да и внешне все выглядело так же, как и два года назад. Бесконечные интриги, усобицы и попытки соблюсти хоть какую-то видимость законности.
К общим смутам присоединилось новое бедствие — год был неурожайный, цены на жизненные припасы сильно возвысились, народ был не в состоянии вносить исправно в казну подати и налоги.
При этих-то несчастных обстоятельствах опять вспомнили о Конфуции, о его успешном заведовании пахотными землями, когда земледельцы собирали обильные жатвы с самых тощих пашен, и первый министр, вскоре после прибытия Конфуция в Лу, пригласил его во дворец на совещание.