Конфуций

Быть обиженным — пустяк, если вы не помните это

Я поставил своей целью правду, сделал своим помощником добродетель, нашел себе опору в человечности и обрел свое отдохновение в искусствах

Если у человека незавидная внешность, а его предки ничем не прославились, то завоевать уважение людей и оставить о себе добрую память он может, лишь отдав все силы учению

На третий день путники доехали до горы Тайшань, с незапамятных времен являвшегося местом паломничества властителей Поднебесного мира.

Конечно, Конфуций не мог не посетить это святое для всякого китайцы место.

Он долго стоял в глубокой задумчивости на словно специально сделанной для медиации площадке. Стоявшие чуть поодаль ученики хранили почтительное молчание.

Когда Учитель, низко поклонился горе и направился к повозке, ученики, испросив предварительно разрешения, стали задавать вопросы.

— И, все-таки, Учитель, почему вы покинули Лу? — спросил Юан Гун.

— Все дело в том, — ответил Конфуций, — что благородные живут в согласии с другими людьми, но не следуют за ними, низкие — следуют за другими людьми, но не живут с ними в согласии.

— Вы говорите о благородном муже?

— Да! Благородному мужу легко услужить, но трудно доставить ему радость. Если доставлять ему радость не должным образом, он не будет радоваться. Но он использует людей в соответствии с их способностями. Низкому человеку трудно услужить, но легко доставить ему радость. Если доставлять ему радость не должным образом, он все равно будет радоваться. Когда он использует людей, он хочет, чтобы они были пригодны ко всему. Благородный муж держит себя с величавым спокойствием и не зазнается. Низкий человек зазнается и не держит себя с величавым спокойствием.

— Но означает ли это все то, что такой человек оладает человеколюбием?

— Если человек тверд, настойчив, прост, скуп на слова, он близок к человеколюбию. Тот, кто обладает добродетелью, непременно произносит слова, заслуживающие внимания, но тот, кто произносит слова, заслуживающие внимания, не обязательно добродетелен. Обладающий человеколюбием непременно отважен, но отважный не обязательно человеколюбив.

Конфуций замолчал и обвел внимательным взглядом почтительно внимавшим ему учеников.

— Поэтому надо понимать, что и среди благородных мужей бывают не обладающие человеколюбием, но среди маленьких людей не встречаются человеколюбивые. Совершенным человеком можно назвать того, кто предпочитает долг выгоде, рискует жизнью, столкнувшись с опасностью, помнит о своем обещании даже в трудные времена.

— Но ведь вы сами, Учитель, — спросил ученик, — часто выглядите настолько задумчивым, словно вы чем-то сильно опечалены?

— Нет, — покачал головой Конфуций, — я не печалюсь. Я не печалюсь даже тогда, когда люди меня не узнают, а печалюсь только тому, что не обладаю способностями. Другое дело, что благородный муж испытывает стыд, если сказанное им претворить невозможно.

— Означает ли все сказанное вами, что благородный муж не должен подозревать коварства в других людях и верить им?

— Конечно, нет! — улыбнулся Конфуций. — Благородный муж может не предполагать обмана и не подозревать в бесчестии, но сразу распознать подобное он обязан, поскольку именно в этом и заключается его мудрость.

Кто-то спросил:

— А если он распознал зло, то, как он должен отвечать на него? Добром?

— Нет! — покачал головой Конфуций. — Да и как можно отвечать на зло добром? Добром отвечают только на добро. На зло отвечают справедливостью…

Конфуций долго молчал, размышляя над чем-то своим, сокровенным. Потом задумчиво сказал:

— Я не обижаю небо, не обвиняю людей, изучая обыденное, достигаю вершин, но только небо знает меня. Скакуны славятся не силой, а норовом…

Они продолжили свой путь, и ученики долго размышляли над всем сказанным Учителем. Особенно над его последними словами.

Затем случилось то, что было увековечено в легенде.

«День стоял жаркий, — гласила она, — повозка уже не первый час тащилась по разбитой дороге.

Конфуций изнемогал от палящего солнца, но, следуя древним нормам поведения, ничем не выдавал своего недовольства.

Наконец дорого свернула в тень деревьев, а вдали показалась гора Тайшань — одна из высочайших святых вершин Китая.

— Сколь свято и сколь спокойно это место, — подумал Конфуций. — Счастливы люди, живущие здесь в умиротворении.

Из состояния благостных раздумий его внезапно вывел пронзительный крик: какая-то женщина в голос рыдала над могилой.

Конфуций остановил повозку и, согласно древнему ритуалу, несколько минут предавался печали вместе с незнакомой женщиной — ведь смерть объединяет всех, а затем послал своего ученика Цзы-лу спросить, не надо ли чем помочь.

— Вы так убиваетесь… Похоже, вы скорбите уже не о первой утрате, — сказал Цзы-лу.