Конфуций

Но в процессе потоянных и изнурительных тренировок, когда ученики постоянно представляли себя посредниками между энергиями Небом и Землей, сосредоточении этих энергий в центре живота и последующего равномерного их распределения по всему телу, люди, к своему удивлению, вдруг начинали сами чувствовать некоторое движение внутри тела.

Точно также, надо полагать, дело обстояло и с ритуалом. И Конфуций не видел никакого смысла тратить слова не совершенно недоступные для неподготовленных людей объяснения.

Однако по мере того, как ученики сами все более и более погружались в таинство ритуала, они начинали осозновать, что за ним стоит нечто большее, нежели это можно было выразить словами.

Пример с Жень мы привели только для того, чтобы показать Читателю: Конфуций далеко не так однозначен и прост, каким может показаться.

Впрочем, так оно и должно быть, поскольку любая медаль имеет свою обратную сторону.

Чего же говорить о философском учении, которое стало самой настоящей религией в Китае?

Но еще более интересно то, что Жэнь, по словам Конфуция, в отличие от многих других качеств, нельзя обучиться, ее можно именно получить, достичь, воспринять.

— Разве жэнъ далеко от нас? — говорил сам Конфуций. — Стоит устремиться к Жэнь — и Жэнь тотчас приходит!

По словам Конфуция, самые добродетельные люди древности, Бо И и Шу Ци, «искали Жэнь и обрели Жэнь».

Больше всего надо стыдиться прекраснодушных речей, притворных манер, чрезмерной угодливости, и когда люди, затаив обиду, набиваются в друзья

Тот, кто независтлив и неалчен, к чему ему делать зло?

Если относиться к чужому, как к отцу, кончишь тем, что будешь относиться к отцу, как к чужому

Но откуда? Если ему нельзя обучиться, то не из воспитания, которое только открывает для Жэнь дверцу.

И если Жэнь нельзя обучиться, как, скажем, той же музыке, но оно рядом с нами, то, что же это такое?

Наверное, все же это какое-то совершенно особое мистическое чувство, которое подобно переосмыслению всего предшествующего опыта, своего рода просветление.

Именно поэтому мудрецы учили «вызреванию» человеколюбия внутри человека, а не принятию его откуда-то извне.

«Пять злаков (рис, два типа проса, пшеница и бобы), — писал Мэн-цзы, — являются наилучшими из всех.

Но если же они не вызревают, то оказываются еще худшими, чем даже чертополох. Таково и человеколюбие — достигается оно, лишь окончательно созрев».

По всей видимости, это на самом деле так, и к «человеколюбию» Жень не имеет прямого отношения, и это, скорее, «способность к посредничеству», которая и характеризует благородного мужа. А сам он в этом понимании — посредник между священными силами Неба и земными делами.

Таким образом, Жэнь не вещь в себе и не средство для удовлетворения тщеславия. Однако его истинное значение значительно шире, так как именно оно исправляет «кривое».

Но поскольку исправление кривого служит людям, то именно в этом смысле Жэнь и может трактоваться как «человеколюбие».

Да и сам Конфуций никогда не скрывал того, что его благородный муж обязан строго следовать ритуалу, а значит, устанавливать ритуального диалога между Небом и Землей через Жэнь.

В таком случае получается, что Конфуций был посвящен в древние магические ритуалы служения духам и предкам, после чего решил вынести их на уровень государственного служения.

Впрочем, он и сам говорил о том, что он «посвященный и знающий».

Но даже будучи мистиком, если он им, конечно, был, Конфуций никогда не говорил ни о каком тайном знании, дабы не смущать людей.

В отличие от Лао-цзы, любившего рассуждать о «тайно-утонченном» и «темно-сокровенном».

Но именно его умолчание о тайном и дало основание многим исследователям его учения предположить, что сам он был посвящен в это самое «тайное» и «сокровенное».

И именно поэтому отказывался о них говорить.

Что же, все правильно. Кто знает, тот не говорит, кто говорит, тот не знает…

Каким было это самое «тайное и скоровенное»?

Как он сам говорил, он не создавал никакого учения, а только передавал его. Но в отличие от всех других посвященных, он стал открыто говорить о сокровенных знаниях и даже попытался использовать их на государтсвенной службе, не говоря уже о созданной им школе.

— Только тот, — говорил он, — кто, повторяя старое, способен найти новое, может стать наставником…

А это означает только то, что достижение Знания происходит через изучение традиционных правил, песнопений и заклинаний. И только тот, кто овладеет этой тайной и сакральной частью бытия, может считаться наставником.

И для этого, по словам Конфуция, надо не так уж много: любовь к древности и постоянное обучение.

Иными словами, своему просветлению Конфуций, как во всяком случае считал он сам, был обязан не «врожденному», как некоторые шаманы и маги, а самому себе.