Конец "черной тропы"

«И этот, чего доброго, косо встретит, лохму бровей удивленно вскинет и тоже скажет с издевкой, какой я тебе, мол, друг,— распалял себя Зубр, думая о Хмуром, которому дважды спас жизнь во время войны. Первый раз при карательной операции против партизан в Березовском лесу на Львовщине. Тогда тот с небольшой группой бандеровцев оказался в отрыве от основных сил карательного отряда и был окружен партизанами. Тут-то и подоспел командовавший заслоном Зубр. С сотней Угара он прорвался к своему главарю, выручил Хмурого. Второй случай произошел при отступлении под натиском Красной Армии из-под Ровно на Волынь. Тогда Зубр вместе со своим связным Кушаком вынес из боя раненого Хмурого и доставил в Боголюбы. Кушак укрыл его у своего брата Шульги. От пего Хмурый ушел уже краевым проводником.

Нет, не мог Хмурый забыть его услуг, думал Зубр. Как- никак он знал и уважал еще его отца, главу лесного благочиния — церковио1ю округа,— который призывал соотечественников к беспощадной борьбе против Советов и отмщению, В последнее он больше вкладывал личную утрату — благословленные им на подвиги против своего народа четверо сыновей погибли. И лишь пятый, старший, уцелел, как он говорил, под его молитвой. Сам же духовный пастырь, без устали подымая дух разваливающегося бандитского сброда, бесславно погиб от руки своего служки, всадившего в него нож с целью грабежа.

Зубр ездил с Хмурым на похороны, скорбел вместе с ним, и этот факт показался ему сейчас очень значимым.

Не успел он уснуть, как его подняли и со всей учтивостью проводили в соседний дом. Хмурый встретил в прихожке, не высказав ни малой доли неприязни. Обритый наголо, с моложаво гладким лицом, он показался Зубру каким-то чужим, подмененным. Издалека, видать, шел, коли начисто изменил внешность. Неизменными остались лишь постоянно шевелящиеся лохматые брови.

После обычного приветствия оба даже обнялись. Но как раз это-то обстоятельство и смутило Зубра. Не обнимались прежде. Нет ли тут подвоха? Ох уж эта его мнительность.

Быстро перешли к делу. Зубр дал информацию о наличии сил в трех его районах, среди которых Хмурый похвально выделил банду Кушака.

— Численность ты мне зря преувеличиваешь, фактуру твою я по прошлому году знаю,— не дослушал отчет Хмурый.— Вяло на «черную тропу» вышел, один Кушак у тебя действует, он хозяин своего тэрена, да замухрышка еще проявил себя, Гном. Скажи, Зубр, как твое мнение насчет того, что чекисты нам постоянно на пятки наступают, «ястребки» в каждом селе готовы огнем встретить?

— Ужесточают борьбу с нами. Ничего хорошего не сулят новости. Мы же не можем на удар тройным ответить.

— Должны! И для этого я тебя позвал. Но убеждаюсь по твоему сомнению — нет в тебе решимости за троих.

— Напрасно, друже Хмурый, у меня злости хватит на десятерых, она покрепче всякой решимости. Вы только скажите, устрашить террористические акты, умножить их или как?

— Слушай внимательно, Зубр. Противник стал опаснее. У него и активности больше, мы это уже чувствуем. Но они ведут пока что вроде разведку без боя. Угара, к примеру, загоняли, луцкую агентуру колупнули, до врачей — нашего медицинского нерва — добрались. К лету разойдутся так, что и укрыться будет негде. Нам надо четче отработать связь и вовремя отходить от ударов. Прежде всего, займись этим лично. Появятся задания по чекистам. Поручи их Артистке, она всюду проникнут! сможет. Только предупреди ее, чтобы выкрутасы базарные прекратила, строго предупреди, от моего имени.

Зубр живо достал последнее донесение Марии, передал краевому проводнику. Хмурый сразу прочитал его, погладил мясистый подбородок, восхищенно говоря:

— Ну что за баба, прелесть! Жалко будет потерять. А потеряем, ей-богу, горячая больно для такого участка. Вот что сделай. Освободи Артистку от прежних поручений, сократи круг связей. Пусть занимается только управлением безпеки, особенно этим Стройным. На рожон лезть запрети, на рынке чтоб не болталась, исчезнуть надо ей с него.

— У нас с вами одинаковые мысли насчет рынка, я ей говорил то же самое,— подметил Зубр.

— Надо не говорить, а требовать.

— Мои люди знают: чем вежливее я прошу что-либо сделать, тем строже потребую за исполнение.

— Ни к чему нам деликатности. Сподручнее жесткая краткость. И ты, по-моему, ею всегда умело пользовался.

— Точно так,— согласно кивнул Зубр.

— Что же речами зря время отнимаешь. От Сморчка научился? Не одобрил я твое жительство у него с Совой, чуть было тебя там мои люди не подцепили.

Зубр поспешил окольно выразить свою непричастность к «преступлению» Совы:

— В схроне у Бибы я его чуть не пришиб за язык, не пришлось бы мне пырять его вчера на поляне.

— Ловко ты управляешься с этим, говорят, чик — и готово,— с оживлением похвалил Хмурый, умевший с невообразимой жестокостью лишать жертву жизни. Что там Зубр перед ним! Он мог руками разорвать грудь обреченного и достать бьющееся сердце или казнить, сдавливая пальцами шею и ломая позвонки.— Так о каком языке говоришь?

— Да стоит ли. Сова болтал, его нет уже.

— Не тяни, время дорого.