Конец "черной тропы"

— Готpa Дмитрий? Кем он работает сейчас, не знаю, некогда было спрашивать.

— С Парамоном не встречался?

— Видел, заходил к нему со своим дядькой. Кто-то к ним приехал, а мне ни к чему на людях отираться, я ускользнул. Потом эта канитель, ну с Готрой-то.

— Ладно, храни тебя бог,— перекрестил Хрисанф Цыгана и отправился в путь.

Он не любил ходить с бандой. Очень шумно и больше опасности. Но держался всегда неподалеку, чтобы в случае чего рассчитывать на ее помощь. Неотлучно с ним в пути был осиротевший в детстве, а сейчас уже совершеннолетний Федька Шуляк. Он доводился Хрисанфу дальним родственником, и тот всегда брал его с собой еще с конца войны. Федор оказался не только верным охранником Хрисанфа, но и бессловесным исполнителем воли наставника и покровителя.

Сейчас Федор, как ищейка, шел вслед за бандой Кушака, по одному ему известным признакам отыскивая дорогу и сохраняя безопасный интервал на случай стычки основной группы.

Начало темнеть, и они с Хрисанфом спешили выйти из глухомани к ближней вырубке, откуда за ночь предстояло преодолеть напрямик без малого полста километров. Несколько дней назад было получено разрешение Зубра сменить тэрен на тихий запасник в соседнем районе, поэтому и приходится теперь тащиться за десятки километров. Но так безопасней.

Ни за что бы не отправился Хрисанф в этакую даль с ночным переходом и дневной отсидкой в лесу, если бы не желание встретиться со своим церковным недругом, завладевшим приходом в селе Баеве. Нет, Хрисанф не претендовал на место батюшки Иннокентия в Баеве. Ведь он находился на нелегальном положении и к тому же не был рукоположен в священники после .окончания курсов при епископском соборе пять лет назад. Его выпустили дьяконом. Не забыть Хрисанфу слова Иннокентия, рукоположенного в тот же день в священники с обозначенным приходом: «Не гневи бога, Хрисанф, не хули епископат, тебе по усердию и способностям учинили выпуск дьяком, потому как не молитвы освежали твой ум, а скрип новой сыромятной портупеи и националистический гимн, который ты одурело пел на заутрене вместо акафистов, осеняя себя за неимением креста пистолетом».

Дьяк Хрисанф, найдя свое место в лесном благочинии, коверкал па свой лад молитвы, но был на особом счету у бандитов. Шла война, фронт отодвигался на Запад, и священники лесных благочиний с повышенным усердием призывали вооруженную паству не жалеть сил и жизни против советских партизан и живучего антихриста — Красной Армии. После войны всем им пришлось отвечать перед народом за былые зверства и пособничество гитлеровцам.

Хрисанф из леса не вышел. Он был ярым бандитом с претензией па некую особую значимость свою, возвышающую его над другими. И псевдоним выбрал себе с определенным смыслом — Отец.

И тут прослышал Хрисанф о ладящем с властями отце Иннокентии. Поинтересовался, не однокурсник ли его, который, помнится, был в немилости у самого Поликарпа Сикорского — организатора Украинской автокефальной православной церкви, усердно сотрудничавшего с гитлеровцами.

Встречи с ним и жаджал теперь Отец Хрисанф. Но не бурной словесной перепалки хотел, а утоления слепой озлобленности, как будто Иннокентий был виновен в его преступной, ни к чему не пригодной, кроме насилия, жизни.

На следующий день к вечеру Хрисанф пустил первым в Баево Федьку Шуляка с заданием собрать у дядьки Парамона, у которого два сына были в лесу, кое-кого из селян, чтоб среди них обязательно находились конюх Мохнарыло и Митька Готра. Наказал Кушаку расставить посты у дома.

Решив, что все предусмотрено, Хрисанф ушел в темноту. Дорога была хорошо знакомой — немного жил тут, и все его на селе знали, даже собака в будке признала бы, да глухой стала, на свое имя не откликается.

Как и договорились, Федор ждал его посреди дороги у дома. Значит, ни засады, ни чужих у Парамона нет.

Отец Хрксанф направлялся сюда, по его расчету, в последний раз, чтобы сотворить здесь свое памятное «пришествие», которое в Баеве должны будут запомнить надолго.

— Слава вам, дети Христовы! — степенно поднял руку Хрисанф, оказавшись в доме Парамона и ощутив прилив сил, верховодства и желания поучать.— Я просил позвать вас на выбор, чтобы вслушаться в предупреждающий глас для передачи ближнему и дальнему — всем, кто после наших остережий собирается идти в колхоз, мы поставим кандидатскую отметину на вечное жительство. Готра Дмитрий! Это ты будешь? Я так и решил. Что ты думаешь о колхозе? Поведешь туда жинку свою Наталью?

— Ничего я не думаю. А с жинкой нам и дома тепло.

— Хорошо, добрую кавычку тебе поставим. А ты что думаешь, Мохнарыло? Тебя, конюх, я признал сразу.

— А что я-то? Колхоз был да распался, но конюх остался. Создадут новый, я при старой должности на месте, будто не я в колхозе, а колхоз при мне.

— Разговорчивым стал. Обработал вас этот партиец, недосмотрели, проскочил он. Явится, однако.