— Куда мне сдать этот материал?
— Оставьте здесь, — ответил я и разрешил ему идти.
Наш маневр возымел действие и приблизил нас к желаемым результатам. Лутошкин охладел к Дие, но тяжело переживал прозрение. Нелегко ему, бедняге, было подавить первую любовь своими силами. А тут еще Дия вдруг стала развивать активнейшую деятельность. Желая удержать Лутошкина в своих руках, она ему буквально проходу не давала: звонила по телефону, писала записки, встречала, когда шел с работы. Я видел их несколько раз. У Дии было злое, наглое лицо. Она нервно выговаривала Лутошкину. Девица явно была оскорблена, что лейтенант ее оставляет. Она привыкла всех покорять, и вдруг какой-то Васек ее бросает на виду у всех! Сейчас она о замужестве, наверное, не помышляла, ей бы на время вернуть его, показать всем примирение, а потом она сама эффектно отлучила бы Лутошкина от своего сердца. Но ее напористость и нервозность достигали как раз противоположных результатов. Лутошкин все отчетливее видел в ней «мадам Безродную».
Все мы понимали: Лутошкину тяжело, и хотели облегчить его участь. Только по этой причине я согласился на самую крайнюю меру. В другое время никто бы меня не заставил принять такое решение. Дело в том, что осенью Лутошкин остался за штатом. Я, конечно, мог его поставить на любой другой взвод и вывести за штат офицера послабее. Но меня отговорили.
— Пусть парень сменит обстановку. Не будьте эгоистом, Алексей Николаевич, подумайте и о нем, — говорил замполит.
Я вызвал Лутошкина и предложил ему единственное место для перевода, которое нам представили из штаба округа:
— В Кушку поедешь?
Лутошкин просиял. Я уверен, он даже не расслышал название города, главное, что мгновенно ухватило его сознание, — это желанное слово: «Поедешь?»
— В Кушку, понимаешь? Я там не бывал, но говорят, место тяжелое, — добавил я.
— Поеду, товарищ полковник. Отпустите, пожалуйста.
Он знал, что я к нему привязан, и просил не случайно.
Нелегко отдать лучшего офицера куда-то на сторону. Тяжело и обидно. Боязно и за Лутошкина: на прошлом месте службы я его оставил тоже лучшим, а каким он сделался после моего отъезда? Сейчас, правда, такая опасность не угрожает — Лутошкин твердо стоит на ногах. Но все же новое место, новый командир, как сложатся отношения — все это играет определенную роль.
В общем, Лутошкин уехал в Кушку. Отправляя его туда, я даже не подозревал, что придет время, когда сам поеду в это же место. Ничего не поделаешь, уж так подвижна жизнь офицера!
Я получил назначение в Кушку через два года после отъезда Лутошкина. Когда я прибыл в часть, Лутошкин был уже старшим лейтенантом, командовал ротой — здесь громко звучала слава его подразделения. Я искренне порадовался за старого сослуживца. Мы опять стали с ним встречаться, и я каждый раз с удовольствием отмечал: офицер возмужал, накопил большой опыт. Кстати, стал семейным человеком. Женился он у себя в Мордовии во время отпуска на девушке, с которой учился еще в школе. Был я у Лутошкиных в гостях. Жили они дружно, в квартире чистота и достаток. Подруга Лутошкина, Екатерина Степановна, работает в городской больнице, она врач. Женщина миловидная, спокойная и умная. Когда Лутошкин знакомил меня с ней, я невольно взглянул на него, а он весело заулыбался. Да, несомненно, мы оба подумали в этот момент о Дие. И я прочитал на лице старшего лейтенанта и благодарность мне, и хвалу судьбе за то, что все так хорошо сложилось.
Некоторое время служба у Лутошкина шла размеренно и четко. Все как будто бы хорошо, но, видно, такой уж у меня характер — не люблю стабильности и покоя. Нашел я опять для Лутошкина затею, которая снова перевернула всю его жизнь, заставила переживать и его, и жену, и меня, и вообще всех близких ему людей.
Все началось с хорошего намерения. Я считал: Лутошкину надо расти. Возможность такая есть — пусть готовится и поступает в академию. Парень он не только способный, а просто талантливый в военном отношении. Кого же еще посылать в академию? Вот из таких и нужно растить нам смену. Жизнь идет. Долго ли осталось служить нам, избитым, израненным, издерганным? Скоро, скоро потребуется замена. К тому времени и должны сформироваться и созреть окончательно такие, как Лутошкин.
Я поговорил со старшим лейтенантом:
— Насчет академии не задумывался?
— Куда нам! Мордвы там не видали, — шутливо ответил Лутошкин.
— Ты брось простачком прикидываться. Я-то тебя знаю. Наверное, все уже обдумал и взвесил. Сидишь, поди, за книгами по вечерам?
— Даже в мыслях не было. Высоко больно — академия!
— Чего бояться. Там все такие, как ты. Давай думай. А лучше прямо начинай готовиться. Бери программу и шпарь. Осенью поедешь.
Как много раз прежде, Лутошкин послушал моего совета. Он засел за книги и упорно готовился к вступительным экзаменам.
Осенью Лутошкину был предоставлен положенный отпуск, и он уехал в Москву. При каждой встрече с его женой я спрашивал:
— Какие вести от академика?
— Молчит.
— Понятно. Нет ни минуты свободной. Конкурс — дело не шуточное. Не беспокойтесь, скоро пришлет телеграмму: «Все в порядке, зачислен!»