— Я, — прошелестело рядом. Шептала девчушка лет шести, одетая в розовую шапку и цыплячью куртку. — Вика Ремезова, из Князевого.
— Кто тебя?
— Отчим зашиб…
Искомая Вика едва ли была ребенком.
— Ясно. — Мирон записал. В груди внезапно и резко полыхнуло — драло от каждого вдоха-выдоха. — А еще?
Мертвые топтались, выстраиваясь в очередь, на Вику никто из них не отзывался.
— Ладно. Дальше кто.
— Малахова Елена Игоревна, Краснознаменск. Муж Малахов Сергей Семенович.
— Карим. Ахмедов. Имен не знаю, квартиру могу показать.
«Покажет квартиру», — записал Мирон.
— Анастасия, ох, боже… Кустанаева. Никто, сама, дура, в лес этот поперлась, сама и заблудилась, нога плохая, знаю, что искали меня, все сама…
— Руслан Костровой из Бронниц, я номер машины запомнил.
Трехлетка, стоявший за Русланом, сопел и молчал. Мирон пометил: «Выяснить».
Когда очередь иссякла, пальцы, стиснутые на ручке, не получилось разжать. На последнем, десятом листе, с двух сторон исписанном мелким почерком, внизу оставалось место. Буквы перед глазами расплывались, темно-синяя линия скруглилась в заглавную «М».
Мирон Отдельнов, Москва, туберкулез.
Очнувшись, он вычеркнул последнюю строчку и протянул листы банному духу.
— Твоя очередь поработать, Кум-Сват. Выясни то, чего не хватает, отыщи родных и сообщи им, кто виноват и где найти тело. Не пугай только. Письма им напиши, что ли…
— А ежели нет никого?
— Тогда обратно закопай. Что смотришь? Я не знаю. Не знаю, ясно? — взорвался Мирон. — Неси меня домой!
Швырнул ручку, пнул пень и побрел в лес.
Проснулся он резко, как от удара хвостом енота. Глянул на часы: семь утра. Судя по тишине, дом-яйцо еще спал. За приоткрытым окном орали птицы, с грохотом опрокидывались в мусоровоз контейнеры. Под эти радостные утренние звуки хотелось уснуть обратно, вроде как заслужил после вчерашнего — глаза слипались, но сон не шел. Мирон мысленно произнес аффирмацию «я благодарен за малейшие изменения в графике моей работы» и забрался под душ. В никуда поинтересовался:
— Ну что, согрелся, Кум-Сват?
«Ох и тяжела работа, — пробормотали струи воды. — Жарко мне, жарко!»
То-то же. Заворачиваясь в банный халат, Мирон проговаривал: «Благодарность за отсутствие дел переполняет мое сердце».
В кухне он застал Алису. Уже одетая для выхода, она сидела за столом и читала конспект. Возле плиты стояли коробки с пиццей. Открыв одну, Мирон подцепил ломтик гавайской, затолкал в рот и проглотил, почти не жуя.
— Хай! — помахала с дивана Фраппе.
Алиса отложила тетрадку и подошла. Шепнула краем рта:
— С тех пор как Фраппе перестала притворяться енотом, енота у тебя больше нет. — И уже обычным голосом: — Она может присматривать за Мартой. Я тебе тут не особо нужна.
Алиса была права. Намекнуть на обратное означало бы примерно следующее: «Меня никогда не бывает дома, но мне очень удобно, что ты здесь, ведь я каждый день нахожу на столе пиццу».
— От меня ближе до универа, — нашелся он.
— Это правда. Подумаю. Я сегодня на весь день туда, Фраппе обещала сводить Марту в зоопарк. А у тебя какие планы?
— Вику я не нашел. Ни среди живых, ни среди мертвых.
— Марта не может оставаться здесь вечно. Рано или поздно нам придется…
Домофон пискнул — и в следующее мгновение заткнулся, будто визитер передумал. Алиса поднесла пальцы к вискам.
— Вот одна из причин, почему я собираюсь вернуться в Видное.
Мирон посмотрел на нее измученно и потащился открывать. Услышав кто, помедлил, прежде чем нажать на кнопку: причины с ним разобраться у Светы, что и говорить, были довольно веские.
Прежде чем она вошла, Мирон на всякий случай отступил подальше.
— Только не ножом!
Ножа у нее не было. И вообще, встреть он ее на улице — не узнал бы: каштановые волосы обрезаны до плеч, кожа светится, спокойствие и сосредоточенность в движениях. Алиса выглянула из кухни и поздоровалась невнятным звуком.
— Я хочу посмотреть, где он умер. Если можно.
Мирон вызвал лифт, хотя сам им почти не пользовался. По лицу Светы было невозможно понять, что она чувствует и с чем пришла. Только когда поднялись на третий и за стеклянными дверями показался «бальный зал», чуть поморщила нос — или ему показалось.
— Вот здесь он лежал, — показал Мирон. Света покивала, рассмотрела потолок и отвлеклась на что-то за окном. Сдвинула штору и постояла так, не шевелясь.
— В морге мне сказали, что у Саши остановилось сердце, — сказала она наконец. — Может, ты и не виноват.
— Это ты сейчас себя или меня убеждаешь?
Слышала она только себя саму, это точно.
— Да, наверное, ты не убивал. У Саши были такие болезни, с которыми не живут. Он мог умереть в любую минуту, хоть и повторял, что живее всех вокруг. — Будто словами, как монеткой, стирала защитный слой, еще не догадываясь, что под ним. И там оказалось… — Ты говорил, что можешь помочь с похоронами.
— Я тогда с похоронным агентом к тебе приезжал вообще-то.
— И деньгами, да?
Алиса поднялась предупредить, что уходит, — и это тоже было необычно.
— Я ей не понравилась, — сказала Света и, подтянувшись на руках, уселась на подоконник.
Мирон чуть отодвинулся, потому что ее нога касалась его колена.