– Как это место называется? – спросил Пул у таксиста.
– Никак, – водитель казался существом неопределенного возраста, пахнущим простоквашей и весящим, должно быть, фунтов триста. Тыльные стороны обеих рук сплошь покрывали татуировки.
– У этого места нет названия?
– Мы называем это Долиной.
– А что там, внизу?
– Местные предприятия. «Глэкс», «Дакс», «Маффинберг», «Братья Флюгельхорн» и прочие.
– Приборостроительные? – спросил Андерхилл.
– Землеройное оборудование, мешки для мусора и прочая дребедень.
Сходство Долины с сюрреалистическим адом усиливалось по мере того, как они продвигались по мосту. Застывшие серые облака уже казались каменными плитами, отсветов красных огней стало больше. Внезапная вспышка, словно молния, обнажила кривые улицы, застрявшие поезда, длинные фабричные строения с выбитыми и заколоченными окнами. Где-то далеко внизу крошечная красная вывеска подмигивала: «У Мардж и Эл»… «У Мардж и Эл»…
– Там, внизу, есть бары?
– Там все есть.
– А люди в Долине живут? Там, внизу, жилые дома тоже есть?
– Знаешь что, – вскипел водитель. – Если ты придурок, то я не возражаю. И если что не нравится – можешь уматывать из моей машины, я тоже не возражаю. Врубился? Мне твое дерьмо нахрен не сдалось.
– Да я не хотел…
– Просто захлопни пасть, и я доставлю тебя туда, куда просил. Устраивает?
– Устраивает, – ответил Пул. – Лучше и не надо.
Мэгги прикрыла рот ладошками. Плечи ее тряслись.
– Уважаемый, а в этом городе есть бар под названием «Исправительный дом»? – спросил водителя Андерхилл.
– Слыхал о таком, – отозвался водитель.
Уже в самом конце моста машина попала на полосу обледеневшего покрытия и пошла юзом, но таксист выровнял ее. Салон тотчас наполнился запахом шоколада.
– А это откуда? – удивился Андерхилл. – Запах?
– Шоколадная фабрика.
Затем они, казалось, бесконечно долго катили по улицам и широким, и узким, окруженным двухэтажными домиками с крохотными крылечками. В каждом квартале имелся свой бар со схожими названиями вроде «У Пита и Билла» и такими же обшарпанными кирпичными или бетонными фасадами, как и у маленьких жилых домов. В некоторых кварталах было и по два бара – по одному на углу. Высокие сетчатые заборы перегораживали пустыри, заваленные снегом, в свете уличных фонарей отливавшим синевой, похожим на злокачественную опухоль. Время от времени в окне какого-нибудь строения, которое можно было принять за частный дом, виднелась зажженная вывеска с кружкой, приглашающая выпить пива. На ярко освещенном углу дома перед заведением «Коктейль-бар «Веселые деньки у Сэма и Эгги» стоял толстяк в парке, отделанной волчьим мехом, перед большой черной собакой. Такси остановилось на светофоре. Мужчина левой рукой наотмашь ударил собаку с такой силой, что животное отбросило в сторону. Затем ударил правой рукой. Пул разглядел, что мужчина ухмыляется – под капюшоном парки блеснули зубы. Он снова ударил собаку, и животное отступило, чуть оскалившись. Еще один удар кулаком по собачьей голове. На этот раз собака поскользнулась и проехала по обледенелому тротуару, прежде чем вскочить на лапы. Она опустила плечи, припав к земле, и попятилась. Не в силах отвести глаз от этой пары, Пул продолжал смотреть: собака принадлежала мужчине, и таким вот образом он играл с ней. Свет сменился на зеленый, и такси миновало перекресток как раз в тот момент, когда собака прыгнула. Пул и Андерхилл вывернули шеи, глядя в заднее стекло, и успели увидеть только спину мужчины, широкую, как трактор, задергавшуюся из стороны в сторону, когда он и собака вступили в схватку.
Десять минут спустя такси остановилось перед одним из двухэтажных каркасных домов с прибитыми к верхней планке крыльца цифрами 6835. Пул открыл дверь и стал расплачиваться с водителем. Морозный воздух тотчас вцепился ему в щеки, лоб, нос, и пальцы сделались неуклюжими.
– Служили во Вьетнаме? – спросил он таксиста. – У вас на руках татушка воздушно-десантных войск.
– Да мне всего-то двадцать лет, папаша, – ответил тот, покачав головой.
Все трое поспешили по обледенелой бетонной дорожке к дому. Ступени провисли, и крыльцо кренилось вправо. Стены дома были когда-то давно покрыты толем с зеленоватой галькой, и возле двери и окон листы уже начали отслаиваться. Пул нажал на кнопку звонка. Запах шоколада вновь удивил его.
– Город какой-то… кисло-сладкий, – обронил Тим.
– «Кислый и Сладкий», – подхватила Мэгги, намекая на общий стиль вывесок местных питейных заведений.
Им открыли, и из-за сетчатой внутренней двери хмуро глянул на пришедших невысокий коренастый мужчина с редеющими черными волосами, зачесанными на затылок, в брюках цвета хаки и чистой, накрахмаленной рабочей рубашке того же цвета с двойными передними карманами. Жесткий взгляд маленьких глаз пробежался по двум мужчинам и остановился на Мэгги. Он никак не ожидал увидеть такую гостью и пришел в себя лишь тогда, когда она улыбнулась ему. Затем он мрачно посмотрел на Пула, после чего приоткрыл сетчатую дверь на несколько дюймов.
– Это вы звонили?
– Мистер Спитальны? – спросил в свою очередь Пул. – Вы позволите войти?