Когда-то был человеком

И тут мне в голову пришла одна из моих рискованных сценических идей. На столе передо мной стояла пустая кофейная чашка, а на тарелке лежал кусочек сахара. Перочинным ножиком я отрезал с головы клок волос, размочил сахар слюной и с его помощью соорудил себе типично гитлеровские усики. Пробор справа и знакомая всем челка – сходство получилось поразительным до отвращения. Этот грим я освоил у себя в кабаре. Вот только сахар в качестве средства политической борьбы – это было новым в моем репертуаре.

Теперь, встав на стул, я наподобие марионетки сопровождал наиболее существенные высказывания Таддена выбрасыванием вверх правой руки в нацистском приветствии – получалась удачная карикатура на злополучного идола всех коричневых.

Предводитель НДП стал заметно нервничать, сбиваться с мысли, он все чаще хватался за узел галстука и осушал один стакан воды за другим. Но позволить себе на глазах у всех обругать фюрера он не мог. Зато у моих единомышленников это вызвало бурю смеха. А смех оживляет: настроение снова поднялось, скандирование стало звучать громче и решительнее. Вскоре неонацистский агитатор совсем растерялся, он начал спотыкаться, вытирать капли пота со лба и, наконец, окончательно зарапортовался. И только потому, что ему аплодировал его фюрер. Призрак, которого он вызывал к жизни…

Попав в тяжелейшее положение, коричневые вдруг решили показать себя с либеральной стороны. Поскольку их затея сорвалась, они великодушно предложили нам начать дискуссию в надежде усмирить протест, пустить его в нужное русло. «Господин Киттнер может подняться на трибуну и выступить. Ему дается 15 минут. Но без грима».

Может, они испугались, что в противном случае их сторонники, потеряв самообладание, в порыве чувств повскакивают с мест с исступленными криками «Зиг хайль!»?

Я двинулся к сцене. Без грима, так как липкий сахар на верхней губе вызвал уже отвращение, а из-за постоянно сдвинутых бровей у меня начались судороги лицевой мускулатуры. Быть «фюрером» утомительно.

Но члены НДП внезапно решили не давать мне слова. Только поднявшаяся буря возмущения в зале да демонстративное покачивание головой со стороны старшего полиции вынудили их нехотя предоставить мне микрофон.

Фотография этой сцены – Киттнер возле коричневого Таддена у ораторской трибуны НДП, – несомненно, принадлежит к политическим раритетам. Но никому не советую в будущем использовать ее против меня. Ибо текст выступления самым решительным образом противоречил внешне кажущейся гармонии (к сожалению, на снимке его прочитать нельзя).

Я сумел сказать не больше пяти предложений. Когда я упомянул, что Гитлер вместе со своей НСДАП был преступником, то глубоко уязвил коричневые сердца наследников правых ультра. У меня вырвали микрофон, я же продолжал настаивать на выступлении в пределах отведенного мне времени. Тогда каждая из сторон стала тянуть микрофон к себе – это было похоже на борьбу в кукольном театре. Через минуту к сцене уже спешили громилы из НДП и полицейские, дело дошло до рукоприкладства, поднялся невообразимый шум, сопровождаемый ревом зала.

Через две минуты собрание было закончено, причем без исполнения, как это принято у неонацистов, первых строф национального гимна Германии. В условиях ФРГ это само по себе было маленькой победой.

Коричневые братья с тех пор больше никогда не предлагали мне выступить, хотя я не раз присутствовал па их мероприятиях, и не без пользы для нашего дела.

В 1971 году мы организовали в Ганновере первый Рабочий фестиваль «Красного кружка». При этом мы Давили перед собой двойную задачу. С одной стороны, Фестиваль должен был поддержать чувства солидарности у жителей Ганновера в тот период, когда в действиях «Красного кружка» наступил перерыв. Но прежде всего мы намеревались создать противовес устраиваемому властями в историческом центре празднику, на котором предусматривались выступления отцов города, но куда политической сатире вход был запрещен. Мы хотели противопоставить ему культурную программу рабочего движения.

Это был первый случай, когда левые в ФРГ организовали подобное крупномасштабное культурное мероприятие. Денег на его проведение, естественно, не было, о дотациях нечего было и мечтать. Напротив, городские власти потребовали от нас уплаты крупных налогов. Единственное, в чем у нас не было недостатка, – это творческая фантазия.

«Искусство, окупающее само себя» – в то время эта идея была еще новой. Пресса сгорала от любопытства, удастся ли нам осуществить задуманное и каким образом. После того как общенациональные газеты прислали для освещения фестиваля своих специальных корреспондентов, о нас начали писать и местные ганноверские газеты, хотя поначалу делали это весьма сдержанно, с кисло-сладкими комментариями.