Виржиния шагает вперёд, сжимая трость – решительная, не позволяющая себе ни капли страха, одна из немногих, кто не теряется в присутствии Рэйвена в последние годы – и садится в кресло напротив точно так же, как Иден.
И – протягивает письмо. Точно в таком же конверте, как десяток предыдущих.
– Прочитайте, пожалуйста, – просит она тихо.
Она не говорит ему: пожалуйста, заметь меня. Она не говорит: я здесь, с тобой, и я на тебя не сержусь, хотя стоило бы; она не говорит: да, натворил ты в этот раз дел, Рэйвен…
Он медлит, не решаясь забрать письмо.
И Виржиния улыбается снова.
Она молчит, просто смотрит; у неё тёплые пальцы – Рэйвен касается их, когда забирает конверт, и мертвецы отступают: у них сегодня нет власти.
И никогда больше не будет.
Сегодня в этот дом вошла жизнь.
6 Доктор здесь (история Натаниэлла Брэдфорда)
Иногда ему снится то, что было давным-давно, словно бы с другим человеком уже. Душистая сиреневая волна над каменной оградой, жаркий вечер – и невыносимая боль, терзающая грудную клетку.
…Сегодня в этот дом вошла жизнь, значит, Доктору Мёртвых здесь не место. И это почти не обидно: главное, что прекрасная Бриджит счастлива.
– И славненькая такая девчушечка родилась, розовенькая, крикливая! Я тут, значит, на кухню пришла и говорю: «Нет, Джон, она нам спуску не даст, попомни мои слова!». Ну точь-в-точь как молодая хозяйка! Уж она-то, бывало, ножкой как топнет да ка-а-ак прикрикнет… А вы, добрый сэр, уж простите, что спрашиваю, кем ей приходитесь?
«Женихом», – мог бы ответить Натаниэлл, и это было бы правдой наполовину. А вторая половина правды – «брошенным женихом», потому что нынче Бриджит стала миссис Бишоп, и делать ему тут, в общем-то, нечего.
– Я просто доктор, – говорит он и приподнимает шляпу, вежливо прощаясь с кухаркой: – Доброй ночи! Передавайте молодой хозяйке мои поздравления.
– От кого передать-то, сэр доктор? – растерянно кричит ему вслед рыжеватая женщина, комкая фартук в кулаке.
Кажется, она о чём-то догадывается; возможно, жалеет его.
Да и какая, к чёрту, разница?
Миссис Брэдфорд когда-то вышла замуж по расчёту в шестнадцать лет, и поэтому точно знает: настоящая любовь существует! С первого взгляда, неравная, невозможная и обязательно счастливая, да! Правда, она не знает, где именно; возможно, где-то далеко, в Марсовии или на заснеженном севере…
– Нэйт, если не ты, то кто вообще достоин любви? – вопрошает матушка, закатывая глаза для пущей выразительности. В свои пятьдесят лет она ослепительная красавица: полные щёки налиты румянцем, взгляд ясный и светлый, гладкие тёмные волосы расчёсаны на прямой пробор и блестят, точно напомаженные, а язык у неё острей, чем у гипси. – Не вздорные девицы же, у которых в голове ничего, кроме ботинок и оборок! Сейчас не вышло – значит, время ещё не пришло.
– Но я люблю…
– Не любишь, – отрубает матушка. – А любил бы – так был сейчас бы совсем в другом месте, совсем в другом! Так что нечего мне тут разводить сырость. Нынче вечером приедет Морис, а завтра утром – Джек. Сходите на охоту к болотам, развеетесь, я велю приготовить пирог из дичи – тут-то ты и поймёшь, что твоя беда – не беда вовсе… Да и вообще, пора бы тебе от нас съехать, скажем, вернуться в Бромли, – добавляет она и морщится. – Довольно уже прозябать в глуши, надо бы найти место в столице. Да и негоже молодому доктору околачиваться рядом с деревенским констеблем и ковыряться в мертвецах, ишь, чего выдумал!
Он соглашается, лишь бы сбежать подальше от Бриджит и не видеть в церкви её счастливого лица по воскресеньям, не сталкиваться больше в перчаточной лавке и на званых ужинах у Лэмбертов. Матушка довольна: наконец-то сын перестанет толочь воду в решете и займётся настоящим делом, ведь уж он-то точно рождён для славы и успеха, а не для того, чтоб корпеть над пыльными книгами или по первому слову нестись сломя голову на помощь к пьянице-«гусю». Переехать в Бромли несложно, у Брэдфордов там целый новёхонький дом в собственности, и апартаменты сдаются, освободить лучшие комнаты от постояльцев – и дело с концом. Главное – зацепиться, завести нужные связи, а там, глядишь, позабудется провинциальная дурочка, которая посмела предпочесть какого-то писаря…
Нэйт, впрочем, разочаровывает её почти сразу.
Едва переехав в столицу, он натыкается на повешенного во дворе, заводит дружбу с каким-то крайне подозрительным детективом-неряхой, а следующей же весной влюбляется в таинственную аристократку из Романии.
Её зовут Лючия, и она – луч солнца на исходе мрачной ночи, аромат цветов после долгой зимы…
– …и свиные рёбрышки для голодного, – заключает Эллис, развалившись на его, Натаниэлла, диване. – Хотя жирное и на пустой желудок – не самый мудрый выбор, того и гляди вывернет… Сколько, говоришь, ты ей одолжил денег?