Книга формы и пустоты

Он двинулся дальше, осматривая встреченные предметы: чайник, зазубренный нож, переплетную косточку, открытую банку смолянистого клея на забрызганной столешнице. Бенни провел пальцем по верстаку. Переплетная была закрыта уже довольно давно, но пыли не было. Он прошел мимо стопки книжных обложек, похожих на новые жесткие пальто в ожидании примерки и подгонки. Они были разложены по цветам – зеленый, кроваво-красный. Вокруг него со всех сторон, словно призраки, стояли высокие стопки чистой белой бумаги, ожидая, когда на них будут отпечатаны слова. Они были похожи на людей без лиц, выстроившихся в очередь, чтобы получить глаза, уши, рты и носы. Бенни осторожно шагал среди них, как идут по переполненной больничной палате, стараясь никого не задеть, словно их молчаливая пустота была заразной. Слова придали бы им формы и черты. Слова дали бы им голос, которым можно говорить. Слова оживили бы их и превратили в полуживых существ, но сейчас их немота и неопределенный смысл казались угрожающими.

В Переплетной есть все, сказал Бутылочник. Там все возможно; теперь Бенни понял, что он имел в виду. Переплетная была источником огромной, изначальной и безграничной тишины, содержащей в себе все звуки, источником пустоты, содержащей в себе все формы. Никогда еще Бенни не слышал такой тишины. Никогда не чувствовал такой неотвратимости. Он содрогнулся.

Бумага, напомнил он себе. Просто возьми пачку бумаги и вали отсюда. Но куда бы он ни повернулся, казалось, бумаги становится все больше: ею были забиты полки и ниши, она кипами лежала на столах и верстаках. Бумага была повсюду, и пока он стоял так в зеленом свете сигнального знака «Выход», ее листы начали шелестеть, как ветер в тех деревьях, которые когда-то были превращены в кашицу и спрессованы на службу смыслу, чтобы придать форму невыразимому. Бенни слышал их голоса, а потом вдруг даже заметил их: все эти дикие, бессвязные слова, похожие на бешеное облако пылинок, которые кружились и плясали вокруг него в зеленом полумраке. Он никогда раньше не видел, чтобы слова так себя вели, и это зрелище убило его. Мир стал опрокидываться, но, уже падая, он услышал слабый голос, похожий на порыв теплого воздуха, поднимающийся из водоворота, неуверенный, нерешительный, но при этом обнадеживающий.

Книга должна где-нибудь начинаться…

Этот голос не был похож ни на какой другой.

Бенни взмахнул рукой, пытаясь удержаться, и схватился за острое, как бритва, лезвие ножа для резки бумаги. Жгучая боль пронзила ладонь. Он ахнул и отпрянул, отдернув руку. Ярко-красная кровь, описав дугу в воздухе, забрызгала призрачно-белые стопки бумаги. Бенни упал на пол, и мир погрузился во тьму и тишину.

Очнулся он, лежа в небольшой луже крови у подножия «Quintilio Vaggelli». Он сел, стукнувшись головой об огромный круглый противовес на конце лезвия, которое нависало над ним, как гильотина. Одна щека его была измазана кровью и слюной. Бенни поднялся на ноги. Кровь еще сочилась из раны на руке, и при виде ее он вспомнил, что видел и слышал незадолго до того – дикие слова, танцующие среди деревьев, и тихий, но полный надежды голос. Бенни прислушался, но теперь в Переплетной мастерской все было тихо. Он прижал к животу раненую руку и пошел к выходу, едва не поскользнувшись на луже крови. Бутылочник был прав. Переплетная слишком сильна. Бенни надавил на стеклянную дверь, и та милосердно открылась.

Бенни

Это был твой голос, ведь так? Тогда ты впервые со мной заговорила. Я еле слышал тебя из-за шума остальных бумаг, но я сразу понял, что ты не похожа на других. Я не могу толком это объяснить. Я не знал, кто ты и что ты такое. Я просто знал, что ты моя.

Книга

Да, Бенни. Все правильно. Мы должны были с чего-то начать. Ты начал падать, и нам хотелось удержать тебя, только мы не учли близость этого лезвия. Нам было очень неприятно, когда ты порезался – понимаешь, книги не всеведущи, и как бы мы ни старались, мы не можем предвидеть все. Но мы были рады, что ты хотя бы услышал нас. Мы чувствовали облегчение и радость, потому что книге вообще нелегко достучаться до человека. На это уходит много сил. Большинство людей не слышат, когда их зовет книга. Они слишком заняты своими мобильниками.

Так что спасибо тебе за то, что обратил внимание, и отдельная благодарность за то, что ты только что сказал: «я знал, что ты моя». Эти слова жаждет услышать каждая книга, и от них у нас по корешку пробежала дрожь восторга.

Кстати, интересный вопрос, не правда ли? Кто из нас кому принадлежит? Твой друг, Вальтер Беньямин, был страстным библиофилом и собирателем книг. У него их было великое множество. Он написал знаменитое эссе на эту тему под названием «Я распаковываю свою библиотеку», в котором подробно описывает, как коллекционер может приобретать книги. Он может купить их или выиграть на аукционе. Он может унаследовать их или одолжить и не вернуть. Но, по словам Беньямина, «изо всех способов приобретения книг самостоятельное их написание считается самым похвальным».