Княжья доля

Отчитав молодого русобородого князя за пристрастие к хмельным медам, отчего исходит оскудение веры и запускаются храмы божии, пастырь наконец добрался до смертного греха — прелюбодеяния.

Строго указав на сие непотребство и прямо назвав имя Купавы, епископ мягко, но властно отрезал Константину все пути к отступлению и в конце речи поставил условие: с оной девкой распутной более не видеться, а дабы соблазна не было, отдать ее в дар в сельцо, кое принадлежит церкви.

Со своей стороны Арсений обещался выдать ее замуж за хорошего работящего смерда, дабы во грехе зачатое и рожденное дитя обрело законного отца.

В заключение своей обличительной гневной речи епископ еще раз посетовал на оскудение веры из-за того, что сам Константин не больно-то к ней тяготеет, подавая пагубный пример пастве, и не только не жертвует на благо церкви, но более того — еще и отбирает имущество, дарованное им же самим.

В последнем слуга божий явно усматривал козни врага человеческого и его посланника в лице ведьмачки, именуемой Доброгневой.

Оную девку, по мнению епископа, надлежало нынче же передать для церковного суда и проверки, насколько дщерь сия погрязла во грехе непростительном и смогут ли верные служители господа спасти хотя бы ее душу. Тело же, по всей видимости, безвозвратно утонуло в пучине греха и похоти, пребывая в полной власти дьявола.

Буде же все то, что им указано, князем не исполнится, ему останется только закрыть все храмы, потому что в местах, где к слову служителя божьего не прислушиваются, обряды творить во славу всевышнего — сущая бессмыслица.

Пока Арсений излагал все это, Константин, понурив голову и покорно кивая в знак согласия, лихорадочно думал, как бы выкрутиться из этой ситуации.

В конце-то концов, неужто в вопросах логики, риторики, диалектики и простого красноречия житель двадцатого века уступит средневековому попу, тем более старому и измученному многочисленными болячками — вон как морщится все время, пытаясь сесть поудобнее?

Вот только вначале надо как раз и заняться лечением, тем более что Доброгнева была к нему в принципе готова…

Дело в том, что Константин, порасспросив Пимена о здоровье епископа, заранее предупредил маленькую травницу, от каких примерно болезней ей приготовить настои, отвары и все прочее, что только ей известно, так что, по сути, лекарства уже имелись в готовом виде, и Орешкин был уверен, что хоть одно из них да подойдет.

— Дозволь, отче, прежде церковного суда привести эту девку к тебе, дабы утишить твою боль.

— Да ты, видать, княже, и вовсе обезумел от пития безмерного, коль слуге божьему пособницу дьявола в лекари предлагаешь? — Глаза епископа засверкали гневом.

— Какую пособницу? — простодушно удивился Константин. — Это ж наветы на нее. Неужто дьявол тоже может нести добро людям? Только господь на такое способен. К тому же сразу и убедиться сможешь, откуда у нее столь знатные познания в лечбе. Коли она подойдет к тебе без боязни, ведая, что ты не просто божий слуга, а епископ всей Рязанской земли, стало быть, умение сие вложил ей в голову сам господь, а злые люди пытались оклеветать, приписывая этот дар сатане. — И в заключение сделал изящный выпад, сам перейдя в контрнаступление против неведомого клеветника или… клеветницы: — Не иначе как лжу оную измыслили они как раз по наущению врага рода человеческого.

Епископ хмыкнул, подозрительно буравя стоящего перед ним молодого князя недоверчивым взглядом, но тут его, по всей видимости, вновь пронзил острый приступ боли, и он, поморщившись, согласно махнул рукой.

— Ан быть по сему. Но перед этим пусть молитву прочтет громогласно и крестное знамение на себя положит.

— Так она без креста и вовсе лечить не берется. А что до молитвы касаемо, так она их и до лечения читает, и во время оного, и еще после, — обрадовался Константин.

За это он и впрямь был спокоен.

Накануне, сразу по прибытии монашка, как только стало известно, что Арсений требует к себе Доброгневу, Константин вызвал старенького священника из храма Богородицы, стоящего на главной и единственной площади Ожска, и попросил его помолиться вместе с собой об успехе поездки, при этом непрерывно читая «Отче наш», только очень громко и отчетливо, дабы молитва непременно дошла до бога.

Весьма удивленный необычностью просьбы и в то же время до крайности ею польщенный, священник отец Герасим старательно и со всем усердием в течение целого часа бубнил «Отче наш», а по ту сторону двери, ведущей в небольшую моленную, стояла Доброгнева, старательно запоминая слова.

Когда она закашлялась, давая этим понять, что все выучила, князь немедленно остановил отца Герасима, заявив, что он бы и всю ночь простоял на коленях, склонившись до земли пред иконами, да не позволяет больная нога.

— И еще исповедаться сей дщери надлежит, — заметил епископ, на что Константин согласно закивал.

— Я тебя, отче, здесь обожду.

— Так я все уже сказал, княже, — недоуменно приподнял брови епископ.

— Задумка есть у меня одна, — нашелся Константин. — Хочу посоветоваться да благословение получить.