Татьяна Дмитриевна продолжила линию от кончика кисточки, которую вытянула Настя. Внучка показывала на старое зеркало. Татьяна Дмитриевна сощурила глаза, извлекая из зеркала возможные причуды Настиной фантазии, но ничего похожего в зеркале не отражалось — ни прохожих с улицы, ни изображений, которые могли находиться в комнате. Татьяна Дмитриевна возразила:
— Нет там дяди, Настенька.
— Есть, — сообщила Настя упрямо. — Он стоит.
И опять высунула язычок, возвращаясь к картинке. Татьяна Дмитриевна опустила глаза на бумагу и обнаружила, что Настя малюет что-то лягушачье-зеленое, но не цвета первой зелени, которая распускалась за окошком, а грязновато-зеленое.
— Что это? — заинтересовалась она. — Что ты рисуешь?
— Это дядя…
— Господи, какой дядя? Где ты дядю увидела?
Татьяне Дмитриевне подумалось с подозрением, что, может, Юля потихоньку нашла замену непутевому мужу, а впечатлительная девочка фиксирует это событие на бумаге. Встревоженная свекровь пригляделась к рисунку. Настя изобразила человечка в зеленой фуфайке, зеленых брюках, с зеленым блином на голове, обутого в черные сапоги. При первом приближении одеяние человечка напоминало солдатскую форму.
Еще не хватало, подумала Татьяна Дмитриевна и отметила, что у Настиного человечка оставлено пустое место там, где рисуется лицо — ни глаз, ни рта, ни носа. Это подтвердило худшие опасения Татьяны Дмитриевны. В темноте она, что ли, его видела, что не запомнила черт?
— Где же глазки? — спросила Татьяна Дмитриевна, выцеживая елейный тон. — Почему дядя без лица?
Настя посмотрела куда-то и сделала вывод:
— У дяди нет лица.
— Как нет? У всех бывают лица.
— А у дяди нет.
— Так что за дядя, Настенька? — настаивала Татьяна Дмитриевна.
— Твой дядя.
— Какой же мой?
— Вон стоит.
— Где?
Настя обернулась и вытаращила на бабушку глаза, удивляясь ее бестолковости.
— Вон он. В зеркале.
Татьяна Дмитриевна еще изучила зеркало, хотела возразить, но осеклась, потому что Настя окунула кисточку в коричневую краску и уверенной рукой изобразила рядом с зеленым человечком клиновидный предмет. На картинке оказался солдат с ружьем.
— Ты… видишь его? — спросила она дрогнувшим голосом.
— Вижу. Он стоит. И молчит.
— А лицо, Настенька, — попросила Татьяна Дмитриевна. — Приглядись, может, лицо разберешь.
Настя еще похлопала глазами.
— А ты не видишь?
Татьяна Дмитриевна забормотала:
— У меня, милая… с глазами плохо… я старенькая.
— Надень очки, — уверенно посоветовала Настя и продолжала трудиться.
После паузы Татьяна Дмитриевна поинтересовалась:
— Не страшный он?
— Не-а…
Татьяна Дмитриевна тихо кивнула: значит, дед вернулся. Отчего-то ей тоже не было страшно, а напротив, спокойно — хозяин пришел. Она приготовила обед, накормила Настю. Пошла звать Алексея. Земля в огороде была крупно взрыта, пахло влагой и весенней глиной. Пронзительно заливались птицы. Алексей сидел на старой колоде, сгорбившись, и курил дешевые сигареты с вонючим дымом. Она приблизилась, и у нее вырвался вопрос:
— Может, лечиться, сынок? Ведь лечатся люди…
Ей хотелось добавить: не с нашим счастьем. Она, конечно, знала, что соседкин муж бросил пить и полностью переменил образ жизни, но соседкин муж был злобный стервец, и характер у него был настырный, а Алексеева безвольная натура казалась обреченной перед недугом. Словно почувствовав, он безнадежно махнул рукой.
— Бесполезно.
— И все-таки. Надо пытаться.
Он помотал головой.
— Не получится, мам.
— А с работой как? На работу устроился?
Он посмотрел ей в глаза.
— Брось, кто возьмет. Все меня знают…
— А в Москву? В Москве работы много…
Обычно совет найти работу в Москве звучал реалистично, но по отношению к Алексею выглядел фантастическим. Татьяна Дмитриевна прекрасно понимала, что сын искать работы в Москве не станет, не сможет, и с устройством рабочего процесса тоже не справится.
Алексей бросил сигарету, затоптав рассыпавшийся табак.
— Кажется, что много. На хорошую работу не возьмут. А на плохую таджики есть. Ничего мне не светит.
— Но надо что-то делать…
— Мам, — проговорил он страдальчески. — Я все понимаю. Надо делать… конечно, надо.
И Татьяна Дмитриевна услышала в этой реплике признание, что ничего он делать не будет.
— Пойдем обедать, — сказала она покорно.
Наблюдая, как он жадно ел, едва не уткнувшись носом в тарелку, она обнаружила, что сын оголодал, и это не улучшило настроения. Насытившись, он приободрился, глаза весело заблестели, и он видимо наслаждался теплом и спокойствием. Потом негромко попросил:
— Мам… можно я у тебя сегодня останусь?
— Конечно, — согласилась Татьяна Дмитриевна, справившись с внутренней мукой. Алексей радостно потянулся.
— Отведешь Настю, ладно? Я устал чего-то… лягу.