Ключ от дома

— Служит, в Калининграде. Наблюдаю, как у него с этой Галей складывается — больно с норовом девка. Может, обломает жизнь, а может, и нет. Не хочется, чтобы как с Иркой всё… — Татьяна Дмитриевна не углублялась в вопрос, но он сам поведал: — Третий суд был с паразитом ее бывшим. Он знаешь, чего придумал? — по всем документам безработный.

— Как это?

— А так. У папаши его две точки на строительном рынке, он там с утра до ночи крутится. А по документам — чист как слеза. Ни квартиры, ни машины, ни работы. Не дай бог, инвалидность оформит — Кристина в старости его, подлеца, кормить будет. Сейчас еще иск подам, будем родительских прав лишать.

— Трудно, — поразилась Татьяна Дмитриевна, не понимая, как возможно, имея такие болезни, успевать с жалобами на станционный туалет.

— Не говори. А что делать, такая жизнь, крутишься. Настенька здорова? Красавица она у вас.

Татьяна Дмитриевна увяла окончательно. Ей даже показалось, что Роман Федорович умышленно выбирает больные места.

— Что, проблемы? — удивился Роман Федорович. Татьяна Дмитриевна, не решаясь обманывать, процедила:

— Плохо с Алексеем. Пьет. Нигде не держится.

— Танюша, лечить! — взорвался Роман Федорович. — Лечить обязательно, милая, — он почесал в затылке. — Подожди, кто-то мне рассказывал: к бабке ездили… на Урал, что ли. Заговаривает насмерть.

— Вот именно. Насмерть и заговорит. И не бесплатно ведь…

Роман Федорович горячо закивал.

— Танюша, надо делать! Пропадет мужик. Легко упасть, подняться-то знаешь как сложно? Что ж с ним такое… знаешь, я подумаю. С людьми посоветуюсь.

— Спасибо, Роман. — поблагодарила Татьяна Дмитриевна. Она не верила обещаниям Романа Федоровича, но участие было приятно.

— За что? Пока не за что. Знаешь, — он встрепенулся. — Приходи на той неделе, в субботу Лидочкин день рождения. Обязательно приходи! Ты в этот день не работаешь?

— Спасибо, Роман, — Татьяна Дмитриевна застеснялась. — Неудобно, семейный праздник.

— Вот еще! Мы одна семья. Мы больше чем семья, друг друга поддерживать должны. Мне Лидочка и то каждый раз говорит: что-то Таня совсем забегалась, не видно, не заходит…

— Спасибо, Роман.

— Вот-вот. Обязательно!

Роман Федорович погрозил ей пальцем, потом выдохнул, как перед погружением, взвалил сумки и поволок на смешных гнущихся ножках по платформе. Татьяна Дмитриевна покачала головой, представив, как иронизировал бы Виктор Геннадьевич над бывшим сослуживцем. Ей было горько от того, что Виктора Геннадьевича уже десять лет не было в живых, а такой пронырливый клоп, строгающий жалобы на всех подряд, существует, и даже хотя питается просроченной дрянью — ничего ему не будет. Потом она запоздало обиделась за свою организацию, которая только на прошлой неделе выкрасила киоск на платформе в истошно-голубой цвет, а перед вокзалом разбивали клумбу и собирались сеять газон, и можно было осадить Романа Федоровича на положительных примерах. Но потом она его простила — энергия Романа Федоровича невольно зарядила ее на позитивный лад.

Днем она думала о приглашении. Сперва оно не показалось серьезным, потом, сделав вывод, что Романа Федоровича не тянули за язык и что он говорил от чистого сердца, она посчитала, что все равно неудобно: десять лет не казать носа — и заявиться на день рождения. Потом подумалось, что Лидочка — туповатая и толстая жена Романа Федоровича — обрадуется гостье, потому что обожает обсуждать проблемы внучки Кристины и дочки Ани, а Татьяна Дмитриевна помнит девочек крошками, и будет тема для разговора. Но она еще не приняла решения.

Ночью она возвращалась со смены одна и не боялась — улица пустовала, был опасно сдвинут канализационный люк, но Татьяна Дмитриевна, помня случай с темной компанией, была уверена, что страшного с ней не произойдет. Ветра не было, ощущалось спокойствие. Кто-то днем пилил доски, и по всей улице стоял запах свежей стружки и древесной смолы. Потом налетел дым — у соседей сильно, с клубами, топили печь, и стало резать глаза, до слез. Дома Татьяна Дмитриевна села в кухне, устало сложила руки на коленях

и уставилась в дверной проем комнаты, где наискось лежал треугольник света.

"Я пришла", — сообщила она налившемуся энергией и теплом воздуху молча и внутренне убедилась, что зеркало услышало.

Беззвучный разговор продолжался.

"Вот… встретила склочника…" — рассказывала Татьяна Дмитриевна.

Возникло в памяти, как Роман Федорович в трудных девяностых через кучу комиссий обязал свой завод — он работал тогда на заводе — покрасить двери в бараке, а после завод продали вместе с бараком, и Роман Федорович бушевал, что двери покрасить не успели. В это время его старшая дочь Ирина глупо выскочила замуж, потом глупо развелась, потом глупо открыла бизнес в Москве и едва не лишилась жизни… а все время Роман Федорович с жаром занимался дверями…

"Что ж, идти?" — спросила она.