Ключ от дома

Татьяна Дмитриевна в начале своей железнодорожной карьеры любила ходить по платформе, встречая электрички, потому что проходившие мимо бывали ей знакомы, и приятно было купаться в улыбках и приветствиях. Но со временем знакомых лиц в толпе пассажиров становилось меньше, толпа сделалась посторонней, а последнее время Татьяну Дмитриевну пугало обилие чужаков, и ей временами мерещилось, что она находится не в родном городе, а в другой стране. Каким-то неведомым образом ее привычный городок уплыл в далекие края и в странные времена, и Татьяна Дмитриевна не всегда понимала, где же она очутилась в результате. На платформе она появлялась исключительно по мере необходимости. Но после происшествия с раскрытой книгой ей сделалось любопытно, и она приняла выпавшую строчку за сигнал к действию. Из утренней московской электрички, ежась на утренней прохладе, выбралась редкая публика, и внимание Татьяны Дмитриевны привлек низкорослый мужчина, который вытаскивал из вагона огромные клетчатые кули, цепляясь ручками за дверь. Татьяна Дмитриевна недовольно пригляделась к мешочнику, опасаясь потенциального террориста или — как минимум — нарушителя порядка, и узнала бывшего мужниного товарища по работе в мэрии, Романа Федоровича. Татьяна Дмитриевна отправилась дальше — Романа Федоровича она не любила за мелочный въедливый характер. У того была репутация жлоба и сутяги, он замучил город╜ское и районное начальство судебными исками и жалобами из-за копеечных вопросов. Ей неприятно вспомнилась разность характеров Виктора Геннадьевича и Романа Федоровича: если Виктор Геннадьевич был благодушен и широк, то Роман Федорович — придирчив, подозрителен, и в коллективе его терпеть не могли за скупость. Татьяна Дмитриевна спокойно проследовала бы мимо, но старый знакомец, переводя дух, поставил сумки на асфальт, заметил ее и окликнул:

— Танюша, здравствуй.

Татьяне Дмитриевне был странноват его ласковый тон, словно они дружили — Романа Федоровича выгнали из мэрии через полгода после смерти Виктора Геннадьевича, и с тех пор у Татьяны Андреевны не было с ним отношений.

— Смотрю, занятая идешь, — продолжал Роман Федорович, глубоко вдыхая сладкий весенний воздух. — Забот-то много?

— Хватает, — согласилась Татьяна Дмитриевна.

— Конечно. Как еще с вашим руководством. Совсем не работают. Я на них уже два письма в РЖД написал. — Он вытер вспотевший лоб.

— Чего? — удивилась Татьяна Дмитриевна.

— Безобразие, вот чего. Не могут на вокзале туалет нормальный сделать. Двадцать первый век. Сейчас каждый ларек должны по закону туалетом оборудовать, а у них, извините, все сарай в кустах. Так хоть бы чистили! Противно, ей-богу.

— Это есть, — согласилась Татьяна Дмитриевна виновато и переменила тему: — Много добра везешь, хозяин?

Роман Федорович посмотрел на сумки с гордостью.

— Тащу… как лошадь вьючная. Ничего, своя ноша не тянет. У Ирки на складе комиссия работала, печенье просроченное попалось, задешево реализуют.

— Все печенье? — удивилась Татьяна Андреевна. — Куда вам так много?

— Только кажется, что много. Еще братьям-сватьям по пакету раздашь, и не останется. Ничего… впрок полежит. Что сделается печенью? Это же не рыба, не мясо. Придумали срок годности, чтобы по акту списывать, а деньги в карман класть. Чему в нем портиться? Мука да сахар. Думаешь, еще что-нибудь кладут? Ну, химии подкинут…

— Да, — согласилась Татьяна Дмитриевна, внутренне смеясь, что люди не меняются.

— Конечно. — Роман Федорович, кажется, искренне радовался встрече. — Ну, расскажи, как дела. Сто лет не видел… Как Алексей, как Сашенька, Настя? Недавно, не соврать, Лидочке говорил: что-то Саши не видно, не приезжает.

Татьяна Дмитриевна поникла и печально махнула рукой.

— Дурью мается в Москве. Работа — дурацкая… любовь — еще хуже.

— Надо с ней поговорить, — озабоченно покивал Роман Федорович. — Когда отца нет, это, знаешь… хочешь, я с ней поговорю? Надо ориентиры в жизни какие-то.

Татьяна Дмитриевна покивала.

— Станет она слушать. Она взрослее всех у нас. Ориентиры…

— Станет, станет. У них в таком возрасте мозги поворачивает — чужих людей лучше слушают. Хотя я не чужой. — Татьяна Дмитриевна насторожилась смелому заявлению. — Но она-то меня не помнит…

Он помолчал, вспоминая что-то, и продолжил:

— А я помню! Как они с Володькой в первый класс пошли за руку, а она его опекала как взрослая. Умывала, следила, чтобы ботинки завязывал… от мальчишек защищала даже. Это натура здоровая, это от природы, значит, добро в человеке заложено. На голову выше его была — класса до восьмого…

Татьяну Дмитриевну смутили воспоминания. Все это она, конечно, помнила — как помнила и то, что Саша увлекла Володьку купаться в пруду, где мальчик ударился о корягу под водой, и последствия этого случая сказывались долго, вплоть до того, что Володьку с трудом взяли в военное училище.

— Служит он сейчас? — спросила она.