— А у меня прадедушка был капитан, — сказала подруга, облизываясь. — Он с войны вернулся. Прабабушке подарки привез. Правда, ерунду всякую: салфетки там, скатерти…
— Это не ерунда, — возразила Лидочка, и на ее лице читалось, что она не отказалась бы от лишней скатерти… она вообще ни от чего бы не отказалась. В хозяйстве все пригодится.
Подруга всплеснула руками.
— Что вы! В Германии же был антиквариат, ценности. Вот что надо везти. — Она разломила кусочек хлеба и продолжала: — Мама рассказывала, что прадедушкин начальник был комендант какого-то города. А его жена только драгоценности брала и золото. Возьмет двух бойцов — и грабить. Муж даже не знал ничего. Мама говорила, у нее крыша съехавшая была, совсем. У нее два сына под бомбежкой в начале войны погибли, и она не боялась ничего вообще, рисковая…
Неуместный и неприятный для Татьяны Дмитриевны рассказ прервала Ирина, мрачно заявив:
— И она еще грабила? Я бы убивала.
За столом повисло молчание, и подруга спросила пораженно:
— Всех?
— Всех.
Она скользнула глазами по Кристининой головке, а та вжалась в плечи и захлопала белесыми ресницами, почувствовав, что говорят важное. Татьяна Дмитриевна снова попросила прощения у дедушки и больше не вступала в разговор.
Когда пришло время уходить, растроганный Роман Федорович остановил Татьяну Дмитриевну в дверях и сказал:
— Подожди… не идет у меня из головы Алексей. Я одну бригаду знаю — строители, по дачам работают — все алкоголики бывшие, поэтому сухой закон, строго. Мужики серьезные. Давай поговорю, чтобы Алексея взяли, — он руками может?
Татьяна Дмитриевна прослезилась.
— Спасибо, Роман, — проговорила она с сердцем.
Роман Федорович величаво засопел, любуясь собой со стороны.
— Не за что, не за что. Мы свои, должны помогать друг другу.
Разговор оборвала Лидочка, налетевшая с пакетом в руке.
— Танюша! Печенье, печенье возьми! — Она принялась совать пакет в руки гостье.
— Что ты, Лида, не надо, — отбивалась Татьяна Дмитриевна, но бороться с Лидочкой было бесполезно.
— Здрасьте! Как я гостя с пустыми руками отпущу?
Татьяна Дмитриевна догадывалась, что за печенье, но пакет взяла.
Домой она возвращалась радостная, с надеждой, что у Алексея все наладится. Пришла, села в темноте и попросила прощения у дедушки за то, что помощь для Алексея она примет от людей, столь прагматично относящихся к памяти, и ей почудилось, что дедушка не сердится. Враждебности не было. Вдруг ее пробудил от грез негромкий смех у калитки, и она узнала Сашу. Татьяна Дмитриевна вскочила, чтобы выйти к дочери, но послышались мужские голоса, и она села обратно на табуретку и слушала.
— Говорят, что призраки являются? — спрашивала Саша весело. — Правда?
— Конечно, — кокетливо отвечал голос, который показался Татьяне Дмитриевне знакомым. Она напряглась и вспомнила, где слышала: дочкиным собеседником был поисковик Игорь. — Знаешь, как бывает: идешь, а на пне сидит солдат. Или на поваленном дереве. На землю покажет, говорит: копай здесь, здесь я. И пропадет. Начинают копать — точно… боец.
— Ни фига себе, — сказал третий голос, который удивившаяся Татьяна Дмитриевна идентифицировала без сомнений: это был Натальин Славик.
— А часто так? — замирая, спросила Саша. — А еще приметы есть?
— Есть… — Игорь посерьезнел. — Например, если береза растет… приблизительно такого возраста… и кустом в несколько стволов. Стопудово значит — под корнем головы. Причем сколько стволов у березы, столько голов. Всегда. Любит она мозги… не знаю почему.
— Кошмар какой.
— Ну, кошмар-не кошмар…
— Ладно, — сказала Саша. — Я пойду.
— Давай. Семена-то не забыла? А то придется приезжать, напоминать…
Открылась дверь, Саша зажгла свет, Татьяна Дмитриевна поднялась, чтобы выйти ей навстречу, но дочь быстро, сбросив туфли, скользнула к лестнице на второй этаж, и Татьяна Дмитриевна уныло вздохнула: опять приехала с братом советоваться. Опять проблемы в личной жизни, опять Женя…
Она опустилась на табуретку. Под окном продолжали разговаривать. Видимо, курили — сквозь форточку Татьяна Дмитриевна различила сигаретный запах — душистый, не от тех сигарет, что обычно курил Алексей, а более дорогих. Еще она понимала, что кто-то из соседей подновил забор или сарай — раздражающе отдавало масляной краской.
— А сапоги брать? — спросил Славик.
— Как хочешь, — ответил Игорь.
— Что значит, как хочешь? Сам же говоришь — болото.
— Так летом проще в тапочках. Сопреют ноги в резине. Это сейчас — грязь холодная, земля холодная.
Татьяна Дмитриевна насторожилась. Ей показался странным Славиков интерес к теме.
— А палатка нужна?
— Найдется место, не бери в голову.
— А коврик?
Татьяна Дмитриевна отметила, что необходимо сигнализировать о подозрительном разговоре Наталье Дмитриевне.
— А это… — продолжал Славик. — Оружие там бывает?
Игорев голос зазвучал жестко:
— Забудь раз и навсегда, понятно? Под трех гусей попасть хочешь? За один патрон закатают по полной программе, другим дуракам в назидание. — Он немного подумал и разъяснил: — Нет, за один, пожалуй, не посадят. А за два — точно.
— Почему? — удивился Славик.