Злобин: Естественно, Америка делает всё ради себя, а ради кого еще? Ради кого избранные американскими гражданами политики должны стараться? Американская элита стала думать, на что переключиться, какую модель предложить миру дальше. И предложила то, что я называю национальным эгоизмом. Запустила новый тренд, предлагая более эгоистическую модель внешнеполитического поведения после глобализации, из которой она, повторюсь, извлекла максимальную для себя пользу. И да, нынешний тренд запущен только потому, что, как считают американцы — может быть, они ошибаются, — сегодня он более всего выгоден Соединенным Штатам. Теперь, вместо того чтобы нести миру либеральные ценности, Америка говорит: «Несите нам свои деньги, если хотите иметь с нами хорошие отношения. Мы самая крупная, самая мобильная, самая технологичная экономика, хотите с нами дружить — вкладывайте в нас деньги». Россия, кстати, вкладывает.
Киселёв: Россия, кстати, уже сокращает свои американские активы. Но это так, к слову.
Злобин: Дима, ты сам понимаешь, что это не экономическое, а политическое решение. Ну а современная Россия что предлагает миру? Мир же смотрит, взвешивает, оценивает. Допустим, Америка предлагает не слишком успешную модель, хотя многим и она нравится. Европа вовсю занята своими проблемами. Китай рвется вперед. Мусульмане — их исторический реванш очевиден, они хотят нагнать свое историческое поражение, когда со времен Крестовых походов и до Новейшего времени Запад их гнобил, хотя мусульмане не без оснований считают себя создателями современной цивилизации. А Россия что предлагает в этой ситуации? Что она предлагала в XIX веке — я знаю. Что она предлагала в XX веке — мессианскую идею глобального коммунизма — я знаю. А Россия посткоммунистическая что предлагает миру в XXI веке?
Киселёв: Есть ответ. Его я мог бы выразить одним словом. Россия предлагает миру свободу. Как ни странно. Свободу от навязчивого американского лидерства, от нового колониализма, который предлагает Америка. Свободу в многоукладности. Свободу в справедливости международных отношений. Это очень много.
Злобин: А конкретно? Ты же предлагаешь лозунг от противного. Это реактивная политика, отнюдь не проактивная. Вроде как другие страны будут предлагать что-то, а Москва как высший судия будет это принимать или отвергать. И в этом ее историческая роль в XXI веке?! Это все очень хорошие слова, но лишь слова. А что конкретно имеется в виду?
Киселёв: Конкретно? Вот в Сирии, например, — сохранение государства. Сохранение светского государственного уклада. Борьба с терроризмом. Я уже говорил об этом, повторю еще раз. Если бы Россия не вмешалась, то в результате американских действий над Дамаском уже бы развевался черный флаг ИГИЛ. Было бы уничтожено еще одно светское государство на Ближнем Востоке.
Злобин: Ну, это натяжка, конечно.
Киселёв: Нет, это не натяжка, потому что к тому времени вся динамика распространения ИГИЛ была против светского характера сирийского государства. Вот и все. Так что Россия предлагает свободу от нового американского колониализма. От «Америка прежде всего».
Злобин: Ну хорошо, ну какую свободу Россия предлагает? То есть вместо американцев мы там будем всех бомбить? Это разве свобода? «Лягте под нас, а не под американцев»? Выбор есть, конечно, если только в этом смысле.
Киселёв: Нет. Никто не говорит «лягте под нас». В том-то все и дело, что у российской политики в Сирии — раз уж мы говорим на ее примере — нет двойного дна. В отличие от того, как действует Америка. Мы предлагаем, по сути, бескорыстно сохранить Сирию, чтобы оттуда не распространялся терроризм, чтобы Сирия сохранилась как государство. И эта модель будет воспроизводиться везде в мире. Поэтому я и говорю, что Россия предлагает свободу. Сирия — лишь частный случай общей модели для мира. Модели сохранения себя.
Злобин: Я все-таки не очень понимаю. Россия хочет опять делить мир с Америкой. Участвовать в глобальном управлении другими странами. Какая же это свобода для них?
Киселёв: Россия ничего и никого не хочет делить с Америкой. Избавься, пожалуйста, от этого американского хищничества. Россия просто хочет именно многоукладного, многополярного мира. Мира, свободного от американского хамства, от американского вероломства. Америка хочет превратить мир в свою колонию. Не получится.
Злобин: Россия хочет… Россия хочет… Ничего не напоминает? И, кстати, нет ответа, зачем это самой России, ее гражданам, — бороться против Америки и Запада за свободу для других. Опять жертвовать собой?
Киселёв: Ты же сам спрашиваешь, чего хочет Россия. Вот я и отвечаю в предложенных тобой терминах. Для лучшего понимания.