Холоп-ополченец. Часть II

Пожарский тоже оглянулся, ища Степку. И, не найдя его, приказал другому посылыщику отвести Михайлу в обоз и велеть обозному начальнику одеть как следует Михайлу, дать ему коня и направить опять к нему.

Пока Козьма Миныч и князь Пожарский беседовали с кинешемскими лучшими людьми и расспрашивали их про Кострому, Михайла переоделся и на коне подъехал к князю. Он тоже понять не мог, куда девался Степка. Очень ему нетерпелось расспросить его обо всем и, главное, об Марфуше. Как-то она? Не занедужила ль, как услыхала, что убили его?

Но Степка как сквозь землю провалился, а больше Михайле некого было спрашивать. Козьма Миныч делами был занят. Князь думал было приставить Михайлу к Козьме Минычу, он Михайлу всегда одобрял. Но Козьма Миныч сказал князю, чтоб он пока Михайлу куда-нибудь подальше от него определил. Князь хоть и удивился этому, но велел Михайле, когда он к нему подъехал, разыскать нижегородскую рать и сказать начальнику, что Михайла ему в помощь будет. Михаила охотно поехал, думая, что, верно, Степка с кем-нибудь из знакомых нижегородцев заболтался. Но Степки и тут не оказалось. Точно он от Михайлы прятался. А ведь как обрадовался, когда увидал его. Как же узнать про Марфушу? К Козьме Минычу приставать Михайла не решался. Потерпеть уж придется: к ночи, наверно, найдется Степка. Но и к ночи Степка не нашелся.

В Кинешме Пожарский решил дать отдохнуть ополченью. Когда они расположились на отдых, Михайла пришел к дому, где остановился князь Пожарский, и попросил допустить его к князю. Князь велел его позвать, и Михайла сказал ему, что на дороге перед старостами и стрельцами он не хотел говорить, а пока он жил в Кинешме, он многое слышал про Кострому.

– Говори, – сказал Пожарский.

Михайла рассказал, что как только князь Лопата – Пожарский ушел с войском из Костромы в Ярославль, так в Костроме смуты начались, и слух такой в Кинешме прошел, что без боя ополченью в Кострому не войти.

– Надо бы, – сказал князь, – покуда мы в Кинешме стоим, хорошенько разузнать, из-за чего там смута. Хочешь проехать туда для вестей? Я тебя тут ждать буду.

Михайла сразу же и поехал.

А на другой день к вечеру прискакал откуда-то Степка. Конь весь в мыле, и сам точно не в себе, сердитый. Ни с кем говорить не хотел. Сильно только огорчился, что Михайлу куда-то князь услал, и никто не знал, когда он воротится.

Как Козьма Миныч узнал, что Степка вернулся, так велел его к себе позвать и стал спрашивать, где это он два дня пропадал. Разве так можно? Князь может его за то выпороть. В ополченье служить – не с мальчишками в войну играть. Степка слушал, не поднимая головы, и ничего не отвечал дяде, как он перед тем и князю не отвечал.

Козьма Миныч рассердился и прогнал Степку от себя. Князю он велел передать, чтоб он хорошенько наказал Степку за своевольство. Но князь его простил. Сказал только, что если еще раз он так сделает, придется князю его выпороть. Степка молча выслушал князя и ничего ему на это не ответил. Князь хоть и сказал так по совету Козьмы Миныча, а исполнять не собирался. Степка ему по душе был. И на этот раз он совсем на него не сердился, даже почему-то жалко ему было озорника-мальчишку.

Степка ходил по Кинешме, на себя не похожий. Не смеялся, ни с кем не разговаривал. Только поминутно бегал к городским воротам и что-то все высматривал. На другой день к вечеру увидал он на костромской дороге всадника, быстро скакавшего к Кинешме. Степка не спускал с него глаз, и когда он ближе подъехал, крикнул: Михайла!

То и правда был Михайла. Но когда Степка подбежал к нему и сказал, что ему надо тотчас же поговорить с Михайлой, тот ответил, что сразу ему никак нельзя. Князь его с важным делом посылал, и он должен первей всего князю ответ дать.

– Мое дело важней! – крикнул Степка.

Михайла пристально поглядел на него, но ничего не сказал и молча направил коня к дому Пожарского.

Степка с досадой махнул рукой, но тоже пошел следом, сел на крыльцо и через несколько времени задремал, – видно, сильно устал. Прошло немало времени. Уж смеркалось, когда Михайла вышел от князя. Он сейчас же заметил Степку и положил ему руку на плечо.

– Спишь? – сказал он. – А чего как встретил меня, так все прятался, а ноне торопишь?

– Прятался! – сердито крикнул Степка. – Пойдем, что ли, где нет никого. Скажу тебе, где я прятался.

Они сошли с крыльца и забрались в пустой сарай на дворе.

– Ну, сказывай, – проговорил Михайла.

Степка начал рассказывать, как он приехал в Нижний, оставив Михайлу на дороге и как Марфуше сказал, что убили Михайлу, и про все, что с ней было.

Михайла слушал и не мог никак дрожь унять, точно трясовица на него напала.

А Степка дальше рассказывал, как Марфуша в монастырь собралась. Козьма Миныч сначала отказывал, а там разрешил, а перед тем как ополченью выйти, сам ее в монастырь отвез. Михайла схватился за голову и не своим голосом прохрипел:

– Постригли?

– То-то, что, как уходили мы, не постригли еще, готовили, что ли, не знаю как, сказывали – через неделю, не ране постригать будут.