Хейсар

Мир оказался теплым и восхитительно мягким. Он чуть подрагивал от робости, покалывал кожу в такт биению моего сердца и, кажется, жаждал чего-то ослепительно-яркого и сильного!

Нет, не кажется! Жаждал – ибо легкие, едва заметные прикосновения подушечек пальцев к моей ладони просто не могли быть случайными!

Как я заставил себя сделать второй шаг – не помню. И все последующие – тоже: я ломился в лес как лось. Не замечая веток, царапающих шею и лицо, корней, лезущих под ноги, и кустов, попадающихся на пути.

Я несся в никуда, так, как будто убегал от самого себя. От своих желаний, несбыточных надежд и от Мэй. И в то же время чувствовал, что с каждым шагом вперед приближаюсь к ней все ближе и ближе…

– Стой… – Тихий шепот, ворвавшийся в мир без звуков и красок, заставил меня остановиться и прислушаться.

– Хватит… – Мир дрогнул, царапнул ладонь ноготками и заставил меня развернуться. Потом обжег прикосновением вторую руку и выдохнул в лицо мое имя:

– Кро-о-ом?

Я почувствовал жар ЕЕ дыхания, представил, как шевелятся ЕЕ губы, заново ощутил подаренный мне поцелуй и сглотнул:

– Да, Мэй?

– Знаешь, я сошла с ума…

Я не понял, так как вместо того, чтобы вдумываться в смысл слов, представлял, как тянусь к ЕЕ губам своими и как они подаются ко мне навстречу.

– Я сошла с ума! – горячечным шепотом повторила Мэй и обвила мою шею руками. – Я весь день думала о тебе… И весь день мечтала остаться с тобой наедине…

Я вытаращил глаза и несколько раз тряхнул головой: я – бредил! Слышал то, что хотел, а не то, что мне говорили:

– Прости, мне, кажется, послы…

– Тебе не послышалось!!! – перебила меня Мэй. – Я весь день мечтала о ночи вдвоем, а когда Вага сказал, что мы будем ночевать в лесу, у меня оборвалось сердце… И в этот момент я научилась ненавидеть… Сначала его – человека, лишившего меня возможности спать с тобой на одном ложе… А потом – ее, женщину, посмевшую прикасаться к моему мужчине…

«На одном ложе?» – ошалело подумал я и тут же вспомнил скамью под спиной и темный, закопченный потолок, в который я пялился всю ночь, всхлипывания Мэй, доносившиеся из темноты, и боль в левом подреберье, не оставлявшую меня до рассвета.

– Я умирала от ревности тридцать семь раз. Столько, сколько раз она до тебя дотрагивалась… И ожила только тогда, когда ты поставил ее с Вагой и дал мне понять, что тебе не нужны ничьи прикосновения, кроме моих… Кром, я… я никому тебя не отдам!

Ее слова кружили голову, как крепкое вино. И постепенно вымывали из души остатки силы воли.

– Знаешь, я весь день ощущала вкус твоих губ. Чувствовала твой запах, жар твоего тела и нежность рук… Я мечтала сказать, что хочу еще…

– Мэй, ты сошла с ума… – почти потеряв голову от желания, выдохнул я.

– Ага… Поэтому… я… сейчас… тебя… поцелую…

…Я, кажется, умер. От ее нежности. Потом еще раз, но уже от своей. А после третьего – или десятого? – поцелуя окончательно перестал соображать: сгорал от прикосновений ее рук к шее и лицу, коже, плавился от жара ее тела и таял от безумного шепота на ухо.

Сколько длилось это безумие? Вечность? Один-единственный миг? Не знаю. Знаю, что воскрес только тогда, когда почувствовал, что не чувствую жара сердца своего Огонька.

– Мэй, ты где? – открыв глаза, перепуганно спросил я. И услышал приглушенные рыдания.

Торопливо перевернувшись на правый бок, я запоздало сообразил, что лежу на земле, в расшнурованном до пупа араллухе, и облегченно перевел дух, увидев в ладони от себя спину Мэй.

– Здесь… – всхлипнула она. – Плачу…

– Почему? – растерянно спросил я.

Она всхлипнула еще раз, потом, не глядя, нащупала мою руку, положила ее себе на живот и вжалась спиной в мою грудь:

– А что мне остается делать? Я хочу быть твоей! Твоей, слышишь? Десятину, день, час! Да хоть одну-единственную минуту – но твоей!!!

В этот момент ее голос дрогнул, а пальцы, ласкавшие мою руку, сжались:

– Ты только не думай, что это – похоть! Я… у меня… у меня еще никого не было!!! Вообще!!! И…

– «…и тогда Вседержитель преподносит ему Дар… – выдохнул я ей на ушко. И, сообразив, что не вспоминал о сестре целую вечность, с трудом заставил себя договорить: – …Истинного Суженого, человека, в чьей груди бьется половинка его сердца. Стоит Избранному заглянуть в глаза этому Дару, как он обретает новую жизнь. Жизнь, в которой одна душа на двоих…»

Почувствовав мое состояние, Мэй развернулась ко мне и мертвым голосом спросила:

– Почему ты говорил таким тоном? Ты… ты в это не веришь?

– Верю… Честное слово… – тихо сказал я. – Просто из всей Изумрудной Скрижали моя сестра больше всего любила Слово о Суженом. Повторяла его чуть ли не по десять раз на дню… А своего Дара так и не дождалась…

– Прости, я не знала… – Мэй вжалась лицом в мою грудь и расплакалась. Горько, как маленький ребенок.

Я прижал ее к себе, запустил пальцы в волосы, ласково провел ладонью по спине и, дождавшись, пока она успокоится, слегка отодвинулся и нежно поцеловал в заплаканный носик:

– Ты – чудо, Огонек! Я счастлив, что оказался у тебя на Пути…

Мэй вздрогнула, приподнялась на локте и хрипло сказала:

– Я – твоя Половинка! Я НЕ МОГУ выйти замуж за другого!!!