Хамелеонша

– Всё это, конечно, если мне удастся его найти. Оно далеко закатилось… Но я люблю искать и отыскивать. И знаете почему? Победителю полагается награда.

Внезапно он развернулся и посмотрел прямо на грот. Я отшатнулась, вжавшись спиной в прутья. Раздался страшный скрип, и решётка вдруг поддалась под моим весом. И я ввалилась, вползла в открывшийся ход на карачках, спеша убраться от того, кто внушал мне сейчас такой ужас. Кое-как поднявшись, полетела вперёд, пригибаясь и боясь, что он пустит следом зверей. Сам-то точно не полезет, да и не пролезет. Но он не пустил, как вскоре стало ясно. Как стало ясно и то, что ход всё не собирается кончаться.

В ногах хлюпало, к лицу цеплялась паутина. За время пути я успела не только успокоиться и отдышаться, перейдя на шаг, но и напитаться тем липким чувством, что зарождала кромешная тьма. Как ни старалась его гнать, оно заползло под кожу, проникло в подкорку, и где-то далеко, сорвав замки с темницы памяти, понёсся огонь… Я тряхнула головой, но рёв стихии было уже не остановить: крошились перекрытия, взметались искры, кричали люди, втыкались мечи. Сама того не заметив, я ускорила шаг, потом побежала, шаря руками по стенам и все пытаясь откашлять влажное тепло, забивавшееся в нос и мешающее дышать.

«Лора, сюда!» – дёргает меня рука, и я падаю на колени, рассаживая их. Впереди маячит спина.

«Людо, подожди!» Ранки горят, во рту горький привкус.

Тряхнув головой, я вылетаю за поворот. Где же выход?!

«Шевелись же!» Я бегу из последних сил, не в силах думать ни о чём, кроме шума над головой, и всё пытаясь дотянуться до руки брата. В грудь бьёт талисман.

«Постой, мать велела снять!»

Я судорожно сдираю с себя кругляш, запоздало поняв, что держу в руке ком паутины. Бодуэн, звери… бежать… от этих голосов, криков Хольги и плача Артура…

Но как я ни бегу, они ещё быстрее. Настигают, накатываясь волной, заставляя ноги вязнуть, а лицо гореть от жара, растекающегося по закоулкам памяти струями огня.

…Господин, там мой сын! Там остался мой мальчик, господи…

Моя дочь никогда не плачет…

Первый этаж прогорел, ему не помочь, спасайся сама, Хольга!..

…Нет, мой сын! Мой сын!..

…К ней ни один не приблизится, пока я жив, отец…

…Лора, мне больно! Праматерь, как же больно!

Я здесь, Артур, здесь!..

…Больно! Больно! Больно!

Ты одна, мышонок?..

…Только матрас успевай менять…

Мой сыыын!!!

…Это, как кусок мяса…

Да будут дни их кратки, а достоинство поругано…

Ты правда считаешь меня озлобленным?..

А ну, стойте, звёреныши!

Сквозь огонь вдруг проступает силуэт, и я бегу к нему… или от него? Я уже не понимаю… Пряди мужчины стекают по плечам расплавленным золотом, поджигая мой мир.

Пальцы вдруг хватает холодная рука.

«Людо», – с облегчением выдыхаю я и встряхиваю головой. Брат здесь, он поможет, и вместе нам никакая тьма не страшна…

* * *

Когда корочки на губах подсыхали, Людо снова сдирал их и слизывал солёные капли. Боль отрезвляла, вынимая из сонного отупения. Поначалу он пробовал разминаться, но быстро бросил затею: потолок низкий, не выпрямишься, рёбра ноют, а цепь путается в ногах. Цепь-то на хрена?

Кормили дважды в день, значит сутки уже позади. А как будто год. Он до упора качнул языком шатающийся зуб, подержал, пока темница не расцветилась алыми кругами, и отпустил. Багряные всполохи завертелись по спирали, впитываясь в черноту и увлекая его за собой в состояние между сном и явью, из которого спустя время выдернуло шелестящее скольжение цепи по полу и ощущение чужого присутствия.

– Кто здесь? – позвал Людо и в тот же миг почувствовал знакомый запах кожи и мыла. – Лора, это ты?

– Это я, – ответила тьма голосом Лоры, и вокруг шеи обернулась прохладная тяжесть звеньев.

– Почему ты здесь? – Он осёкся, поражённый догадкой. – Они и тебя посадили? Всё поняли?

– Нет, – тихо рассмеялась она, накидывая на шею новый виток и притягивая его ближе, так что губ коснулось тёплое дыхание, – тут только ты. Знаешь ведь, что мне хватило бы мозгов что-нибудь придумать и не попасться.

Людо опустил глаза, хотя видеть ничего не мог, и недоумённо тронул цепь.

– Что ты делаешь?

– То, что давно следовало сделать тебе, – вздохнула она, снова отодвигаясь. – Не представляешь, как это утомительно смотреть на тебя каждый день и притворяться…