Люди уже вовсю веселились, и я тоже, не удержавшись, рассмеялась. Даже Хруст высунулся из-под стола, чтоб выяснить причину всеобщего веселья.
– Прекраснейшей из дам! – заорал внезапно очнувшийся рыцарь по соседству, когда жонглёр совсем выбился из сил, и мартышка сорвалась с места.
Вскочив на ближайший стол, понеслась вперёд. Полетели из-под лап кожурки, опрокинулись кубки, повскакивали, спасая наряды, дамы, взревели в восторге мужчины, а музыканты в галерее над входом принялись наяривать что-то разудалое, накручивая суматоху.
Достигнув конца стола, Заноза оттолкнулась всеми лапами от спящего лицом в рагу оруженосца и перескочила на королевский помост. Слуги кинулись спасать хозяев от оскорбления. Бодуэн спасал виноград, сняв со стола блюдце и проворно обирая кисть. Он глядел на мартышку с любопытством – лишь с пути что-то убрал.
Ловко увернувшись от протянутых рук, та переметнулась на наш стол. Раздавшийся в его начале визг отвлёк меня, и я залюбовалась на леди Жанну, выбиравшую изюм из волос. В итоге не сразу заметила, как всё вокруг смолкло, а взгляды сошлись в одной точке. Тоже посмотрев перед собой, я встретилась… с двумя карими глазами. Сидящая напротив мартышка склонила голову набок, будто в раздумье, и… протянула кулачок.
Машинально подставив ладонь, я ощутила, как в неё скользнуло нечто гладкое и прохладное, меньше всего напоминавшее скорлупу от ореха. Чтобы скрыть подмену, я спрятала кулак под стол.
Первым очнулся жонглёр.
– Прекраснейшая из дам! – взревел он.
Зал взорвался свистом и хлопками.
Лишь несколько фрейлин сидели с недовольными лицами, явно не согласные с тем, что в красавицы назначена скуластая черноволосая дева.
– Мартышкин выбор, – фыркнула одна из них, леди Агнес. Сидевшая рядом с ней леди Алина покивала. Обе когда-то дружили с Мод.
Обезьяна тем временем, сонно моргнув, спрыгнула со стола и вразвалку направилась к хозяину. Только что бодрая и быстрая, она стала до странного медлительной и апатичной.
На смену жонглёру пришла жонглёрка в пёстром наряде. Дождавшись, пока все взгляды сосредоточатся на ней, я осторожно раскрыла под столом ладонь. На ней блеснул серебряный перстень, ещё тёплый от чужой руки. В животе завозились змеи.
Глаза сами его нашли. Бодуэн смотрел прямо на меня. И под этим взглядом залу заволокло банными облаками пара, а платье на мне растворилось. Усмехнувшись краем губ, регент поднял кубок в молчаливом тосте и пригубил. А в следующий миг жонглёрка взмахнула ворохом юбок, скрыв его от меня.
Остаток ужина я думала, что делать с перстнем: вернуть со слугой, оставить на столе или попросту выкинуть. В итоге забрала с собой, всю дорогу чувствуя, как он жжёт даже сквозь пояс.
На полпути, не выдержав, примерила. Он соскальзывал даже с большого пальца, оттягиваемый вниз большим чёрным камнем. Придержав его, чтобы не упал, я продолжила путь.
Замок засыпал, бурля пьяными отголосками, эхом смеха и разговоров, скрипом складываемых столов. Мужской хор во дворе тянул непристойную песню, старательно выводя слова.
Задув свечу, я скользнула под одеяло. Хруст свернулся клубком возле порога, отчего-то изменив своей привычке спать на кровати, и вскоре уснул. Ко мне же сон не шёл. Повертевшись, я высунула руку из-под одеяла и подставила перстень лунному свету.
Что Бодуэн имел в виду? Зачем послал его мне? А может, он шлёт перстни всем, кого навещает в купальне?
Я зло сорвала его с пальца и принялась рассматривать. И чем больше смотрела, тем сложнее было оторвать взгляд. Казалось, камень собрал всю черноту ночи, не пуская ни лучика внутрь. Я игралась, поворачивая его так и сяк, примеряя на разные пальцы. Поскребла ободок: чернь с серебром – как у нас на гербе… Мысль эта ударила под дых. Бодуэн ведь не… нет, невозможно!
Додумать не дал проснувшийся вульпис, тоненько заскулив.
– В чём дело, малыш? – подняла голову я.
В ответ он принялся скрести дверь.
– Хочешь выйти? Тогда уже до утра, я запрусь.
Нехотя поднявшись, я растворила створку.
Зверёк выбежал за порог и обернулся ко мне.
– Что такое? Нет, я с тобой не пойду…
От раздавшегося скулежа заложило уши.
– Ну, ладно-ладно, дай только что-нибудь накину. Но если всё из-за какой-нибудь вульписихи-вертихвостки…
Вскоре я уже шла за ним, дивясь сама себе и гадая, что ему могло понадобиться среди ночи. Возле рабочей комнаты замедлила шаг, услышав внутри возню. Приоткрыв створку, заглянула туда. В комнате царила темень, и лишь на фоне окна двигались две тени – одна на другой.
На вцепившейся в подоконник женской руке сверкнул изумрудный перстень. На накрывавшей её сверху мужской – алый.
Тихонько притворив створку, я вернулась к дожидающемуся у спуска на лестницу Хрусту, лаем попрекнувшему меня за заминку.
Спустившись на первый этаж, он выбежал во двор и свернул к саду. Во мне шевельнулось подозрение, полностью подтвердившееся, когда он вывел меня к мосту и застывшей на нём фигуре. Она не шелохнулась, когда вульпис подбежал и с гордым видом уселся у ног.
– Предатель!