Хамелеонша

Хруст сконфуженно шевельнул усами. Взглянул на фигуру и вновь на меня, будто вопрошая, а что, собственно, не так.

– Тоже вышли на прогулку? – осведомился Бодуэн.

Он стоял, облокотившись о борт. Ветерок шевелил обрамлявшие лицо пряди и полы одежд.

– Скорее, избавиться от одной вещи, – вынула я перстень.

В ответ регент извлёк сверкнувший предмет:

– Обмен?

И на какой-то дикий безумный миг мне почудилось, что он вертит в пальцах золотой мяч, а на лице его алеет отблеск камина…

Хотите секрет?

Но вот он поместил предмет на борт, легонько катая ладонью, и я узнала «яйцо».

– И часто вы крадёте у мартышек?

Он тихо рассмеялся.

– Лишь ради полночных свиданий в саду. И чтоб развеселить вас.

Я осеклась, нахмурившись.

– И зачем вам это?

– Хотел увидеть, как вы смеётесь. К тому же мы с Занозой в согласье о том, кому должно было достаться яйцо.

– А что ждёт тех, чьё мнение расходится с вашим?

– Вы сегодня слишком злы. Вам платье случайно не жмёт?

– С чего бы это? – процедила я.

В ответ он скользнул по мне взглядом, ясно говорившим, что видит он отнюдь не бархат, а влажное нагое тело с налипшим повыше соска листиком мелиссы. И увидит его отныне под любым моим нарядом.

В ушах некстати зазвучали недавние стоны.

– Вчера без него вы были добрее…

– У вас нет стыда.

– Что вы, миледи, я и сам не знал, куда деваться от смущения те оба раза, что вы вдруг принимались обнажаться при мне.

– Вы умело скрывали смущение.

– Принцев с детства учат держать лицо, – с достоинством ответствовал он.

– То есть совести у вас не было уже тогда.

Я и сама понимала, что нарываюсь, но остановиться не могла. А Бодуэн не осаживал, будто приглашая заходить всё дальше, нарушая границу.

– Быть может, в этом мы схожи? – помолчав, ответил он.

И снова глянул так, что мне стало тесно в моей собственной коже.

– Перестаньте…

– Перестать что?

– Смотреть так, будто на мне нет платья.

– Тогда почаще напоминайте мне, что оно на вас есть. И красивое, к слову… Но не лучше того, что под ним.

Я быстро глянула исподлобья.

– Чего вы от меня хотите?

– Это предложение?

– Это вопрос.

Он беззаботно подкинул «яйцо».

– И мне, помнится, уже доводилось на него отвечать.

– Я привыкла делать выводы из поступков.

– И о чём же говорят мои?

Бодуэн снова подбросил яйцо и, поймав, пустил змейкой меж пальцев. Проследив знакомый трюк, я отвернулась к воде.

В чёрном стекле пруда метались рыбки-огоньки, на том берегу тихо качались камыши, а в кустах нарастала нервная трель овсянки.

– А знаете, – покрутила я подарок, – хозяин любил этот перстень. Видите потёртость? Его часто носили. И серебро не потемнело. Да… кольцо ему явно нравилось. И он кольцу тоже: они прекрасно подходили друг другу. Составляли идеальный тандем. Как жаль, что он его потерял!

Бодуэн подался ко мне, но я уже размахнулась и зашвырнула перстень в пруд – мы вместе проследили полёт. Он с гулким плеском врезался в воду, распугав светящихся рыбок, и тотчас камнем пошёл ко дну. И в тот же миг я протрезвела.

В молчании мы наблюдали, как кольцо опускалось на дно, пока окончательно не скрылось из виду. Миг-другой висела тишина. А потом Бодуэн повернул ко мне лицо.

– Привыкли швыряться вещами? – вкрадчиво спросил он, белея глазами, и волосы у меня встали дыбом. Не дав опомниться, он шагнул вперёд, потеснив меня к борту.

– Спрашивали, чего я хочу? – он провёл костяшками по скуле. – Я покажу вам… прямо сейчас.

Голова закружилась от того, как близко он стоял. Словно в трансе, я ощущала, как рука скользит по шее, ключицам, вниз, к груди. Когда она почти коснулась выреза, я поднырнула и кинулась вперёд по мосту, запоздало поняв, что сама отрезала себе путь в замок.

В спину ударил надрывный вой Хруста. Мельком обернувшись, я увидела, что вульпис вскочил на бортик моста и вскинул морду к небу. Лисий силуэт на фоне ущербной луны.

А Бодуэн отправился за мной, не торопясь, уверенный, что никуда-то я не денусь из его владений. Глаза горели в сумерках, полы одежд развевались. К нему уже стягивались звери со всех концов парка – в траве тут и там шуршало, а над головой начала заворачиваться корона из воронья, оглашая карканьем ночь.

И я вконец утратила разум. Мчалась, не разбирая пути. Вперёд толкал древнейший инстинкт добычи – бежать. Я ломилась сквозь кусты, оскальзывалась на мостках, огибала статуи и проваливалась по колено в воду, где жирной плёнкой застыла луна. Кровь гремела дыханием мастиффов, сердце стучало, как сокольничий о кусты, а вой зверей позади походил на гиканье охотников в азарте.

Когда я попыталась свернуть обратно в замок, нахлынувшее вороньё крыльями и галдежом вернуло меня на прежний маршрут.