Кентерберийские рассказы

Как ясно из русского названия еще одного стихотворения «Похвала женщине» («Womanly Noblesse» — дословно «Женское благородство»), оно также написано в форме куртуазного комплимента даме, обыгрывающего привычные для придворной лирики образы. Авторское отношение здесь вполне серьезно, и ирония, присущая «Розамунде», отсутствует. Стихотворение во многих рукописях имеет подзаголовок баллада и действительно заканчивается традиционным для жанра заключением. Однако по форме это все-таки не совсем традиционная баллада, так как «Похвала женщине» состоит из трех девятистрочных строф без рефрена с двумя повторяющимися рифмами в каждой из строф, причем одна из этих рифм повторяется и в заключении. Подобная рифмовка потребовала от автора незаурядного искусства, которое, по крайней мере чисто внешне, далось ему без всяких трудностей. Поэтому его извинение за отсутствие должного мастерства (myn ignoraunce) в заключении, видимо, как и в «Жалобе Венеры», также было данью топосу «ложной скромности», заставляющей читателей обратить внимание на виртуозность стиха.

Состоящее из одной королевской строфы «Послание Адаму, личному переписчику» («Chaucer’s Words unto Adam, His Owne Scriveyn») поворачивает сам жанр послания в непривычном ракурсе, как бы объединяя его с жалобой. Только теперь это не привычная для куртуазной лирики жалоба на жестокость неприступной красавицы, но шутливое сетование на ошибки переписчика важных для Чосера текстов, таких, как его перевод Боэция и «Троил и Крессида». До изобретения книгопечатания, да и после по отношению к нерадивым наборщикам подобные жалобы часто звучали в литературе. Как считают исследователи, их недавними образцами для Чосера могли послужить стихи провансальских трубадуров или письмо Петрарки к Боккаччо, где он обвинял переписчиков в невежестве, лени и высокомерии.1786 Чосер менее суров, чем Петрарка, но за шутливостью его тона скрывается убеждение в безусловной значимости его сочинений, которые он хочет донести до своих читателей в целости и сохранности. Топос «ложной скромности» в этом стихотворении больше неуместен, и забота творца о своих творениях очевидна.

«Детство человечества» («The Former Age») — одна из пяти баллад, которые критики объединили вместе, назвав их «боэцианскими». Написанные в разное время и по разному поводу, эти стихотворения содержат размышления философского и нравственного порядка, которые так или иначе связаны с «Утешением философией» Боэция, книгой, перевод которой оказал очень большое влияние на Чосера, превратив его, по общему признанию, из придворного поэта в поэта-философа.

В «Детстве человечества» Чосер вслед за Боэцием, опиравшимся на богатую античную традицию, противопоставил «золотой век» человечества, время, когда люди вели простой и здоровый образ жизни, следуя законам природы, современности с ее войнами и пороками. Люди «золотого века», незнакомые с излишествами сегодняшнего дня, не знали ни войн, ни предательства, ни тирании:

Покуда не пришел еще в сей мир
Юпитер, жадный до вина и брашен,
Жестокий и заносчивый кумир,
Нимрод еще своих не строил башен.
Что ж ныне видим? — Человек стал страшен.
И мир, где поселились плач и страх,
На лицемерии и лжи заквашен:
Порок, отрава, смерть во всех вещах.
(Перевод Т.Ю. Стамовой)

Некоторые ученые считают, что Чосер запечатлел в этих строках последние годы правления Ричарда II (1397-1399), когда он особенно явно проявил деспотичность своего нрава. Стоит, однако, вспомнить, сколь осторожно и с какой опаской Чосер высказывал политические суждения на протяжении всей своей жизни. Думается, что это, быть может, самое мрачное из всех стихотворений Чосера имеет скорее более широкий контекст. Оно отражает взгляд поэта на жизнь и события последних десятилетий XIV в. в целом и не привязано к каким-либо конкретным событиям этого времени.

«Фортуна» («Fortune») состоит из трех баллад и написанного королевской строфой заключения. Стихотворение представляет собой диалог между жалобщиком и Фортуной. В рукописи оно имеет французский подзаголовок «Ballades de Visage sanz Peinture», т.е. баллады о лице без прикрас. Подобный подзаголовок, скорее всего, означает, что Фортуна является жалобщику, как и в «Утешении философией» Боэция, в своем истинном обличии. Некоторые ученые, однако, считают, что французский текст нужно читать ballades а deux visages — именно так Машо назвал некоторые свои стихотворения, указав на их диалогическую форму.