Каждый час ранит, последний убивает

– Полиция поискала-поискала, да все безрезультатно, – продолжала Васила. – Когда его не стало, Межде было семь. И тогда она начала себя плохо вести. А когда встретила Даркави, и того хуже… Но мы с Хашимом тоже в этом виноваты…

Я вижу, что Изри все больше нервничает. У него начинают трястись руки, а это плохой знак.

– Даркави был сыном одного из двоюродных братьев Хашима, что остались на родине, – говорит Васила. – И наши семьи представили их друг другу и устроили этот брак. Нет-нет, Межда была согласна! Мы их не принуждали, но…

Изри резко встает из-за стола, хватает пачку сигарет и уходит из комнаты.

– Не волнуйся, – шепчет Васила. – Он не переносит, когда об отце разговор заводят. Тот так плохо с ним обращался…

– А где он сейчас?

– Исчез, когда Изри было пятнадцать. Ни слуху ни духу, и надеюсь, мы его больше никогда не увидим!

Изри возвращается и, ни слова не говоря, садится за стол.

– Холодно на улице? – спрашивает Васила.

– Прохладно…

Позже мы просто болтаем, и обстановка разряжается. У Василы взгляд молодой, с хитрецой, она невероятно энергична для своих лет. Мне нравятся ее спокойный голос, мягкие движения. Она рассказывает о муже, и я замечаю, как блестят у Изри глаза. Я никогда не видела, чтобы он плакал, только когда ему снятся кошмары, и я уверена, что сегодня вечером он тоже не расплачется. Не при нас.

Я узнаю, каким был Хашим, что он был сильным, храбрым, работящим.

Честным человеком.

Потом Васила берет меня за правую руку и разглядывает ужасные шрамы. Она спрашивает, страдаю ли я от того, что со мной произошло.

– С тех пор как Изри меня спас, я счастлива. Я с ним очень счастлива… Я никогда не смогу отблагодарить его за то, что он для меня сделал.

В этот раз глаза блестят у меня.

– Надеюсь, ты позабудешь боль, которую причинила тебе моя дочь, – добавляет Васила.

– Это в прошлом, – говорю я. – «Величайшая слава не в том, чтобы никогда не ошибаться, а в том, чтобы уметь подняться каждый раз, когда падаешь».

За моей тирадой следует удивленное молчание.

– Это не мои слова! – быстро уточняю я. – Это один философ написал. Философ, которого звали Конфуций.

– Да ты ученая, дочка! – улыбается Васила.

– Меня этим словам научил Тристан!

Изри бросает на меня косой взгляд.

Страшный взгляд.

– Кто такой Тристан?

Они обнимают Василу и поднимаются в маленькую комнатку на втором этаже. Тама закрывает дверь и ложится под одеяло. Несмотря на свежий вечер, Изри открывает окно и закуривает.

– Васила чудесная, – говорит Тама. – Я очень рада, что мы познакомились.

Изри смотрит на нее ничего не выражающим взглядом.

– Ты ей очень нравишься.

– И прекрасно!.. Согреешь меня?

Он тушит окурок, раздевается и ложится в постель. Они обнимаются, Таме хочется прикоснуться к нему, вдохнуть его запах, почувствовать, как бьется его сердце.

– Ты думаешь, она в шоке оттого, что мы спим вместе, хоть и не женаты?

– Не думаю, – шепчет Изри.

Он проводит рукой под ее ночной рубашкой, и она тихонько смеется:

– Не здесь! Бабушка услышит!

– Не волнуйся…

Тама все равно не может долго сопротивляться. С той ночи, ночи убийства, что-то между ними произошло. Они стали близки, как никогда раньше.

Стали сообщниками. Навсегда.

В кульминационный момент Изри зажимает Таме рот, чтобы у бабушки не зародились подозрения. Потом падает на матрас, тяжело дышит. Тама прижимается к нему и слушает свое тело, которое говорит ей, как она любит Изри. Как он важен для нее.

– Итак. Кто такой Тристан? – вдруг тихо спрашивает Изри.

– Я же тебе уже говорила, у него книжный магазин, я там книжки покупаю.

– Гм… Опиши его.

Тама вздыхает:

– Он умный и начитанный.

– Не играй со мной, Тама…

– Что ты имеешь в виду?

– Сама прекрасно знаешь.

Она секунду раздумывает, прежде чем ступить на зыбкую почву, и клянет себя за то, что произнесла это имя.

– Старый, – говорит она.

– Насколько старый?

– Ну, старый! Старше тебя.

– Точнее.

Это уже не вопрос, а приказ.

– Не знаю! Ну, лет пятьдесят. Он мне советует разные книжки, вот и все… Ты ревнуешь или что?

Он поворачивает к ней голову, и в глубине его глаз Тама видит угрожающие молнии.

– А должен, Тама?

– Нет, Из… Я люблю только тебя, и ты это прекрасно знаешь.

Он чуть улыбается, его улыбка так же загадочна, как и его взгляд. Потом крепко обнимает, как будто хочет показать, что она принадлежит ему.

Только ему, и никому больше.

* * *

Я молча стою у могилы Хашима, он похоронен в мусульманской части маленького местного кладбища. Я не знала этого человека, но мне тяжело. Потому что тяжело Изри.

Я думаю о маме, о том, что и она тоже лежит в могиле. Там, далеко от меня. Я не могу пойти к ней на могилу, не могу принести цветы. И конечно, секундой позже я думаю об отце. Помнит ли он еще о том, что я существую? Волнуется ли за меня? Хорошо ли себя чувствует?

Я бы так хотела сказать ему, где я, чем занимаюсь. Хотела бы рассказать последние новости и услышать его голос…

Но Изри мне это строго-настрого запретил.

Может быть, когда-нибудь я смогу убедить его изменить мнение.

Мы выходим с кладбища ближе к полудню и отвозим Василу домой, а потом уезжаем. Изри хочет показать мне эти места.