Каждый час ранит, последний убивает

Дедушка уже был слаб, но еще вставал. Его звали Хашим, он был высоким и сильным. Немногословным, но глаза говорили за него. В них читалось то, что он пережил. Все, что ему пришлось преодолеть. Унижения, предательство, несправедливость. Его руки и спина скрючились от тяжелой работы, а лицо походило на изрытую дорогами карту сокровищ, которая вела к настоящему кладу – его взгляду.

Бабушка с дедушкой приняли меня, ни разу не упрекнув. Вопросов тоже не задавали. Потому что они уже знали ответы. Они обработали мои раны и сказали, что я могу оставаться сколько захочу.

Каждую ночь я орал от страха.

Каждую ночь боялся, что за мной приедет отец.

Тогда Васила приходила ко мне в комнату и брала за руку. Говорила, что, когда я вырасту, все образуется.

Но она забыла сказать, что есть крест, который мы несем всю жизнь. Не важно, стали мы уже взрослыми или нет.

Я провел у них месяц, а потом за мной приехали родители. В школе начали интересоваться, где я, и им могли отказать в материальной помощи… Отцу пришлось отыскать своего сына. Свою игрушку. Свою боксерскую грушу.

Чтобы сохранить лицо, он поклялся, что мой побег заставил его задуматься и что он изменился. Но как только мы уехали с фермы, он остановил машину, заглушил мотор и долго меня бил. Так сильно, что сломал мне несколько ребер.

Мать ничего не сделала, чтобы прекратить это. Она давно решила, на чьей стороне.

А если бы и вмешалась, он ударил бы и ее. Поэтому-то она бездействовала.

Моего отца звали Даркави. Я любил его. Несмотря на побои, на ругательства. Несмотря ни на что. Просто потому, что он был моим отцом. Между двумя приступами ярости он умел быть хорошим и справедливым. И даже нежным.

Моего отца звали Даркави. Я любил его.

И я же его убил.

Но об этом знает только Межда.

С тех пор я живу с призраком отца и с ранами, которые он мне нанес; они глубоки, как сама бездна.

* * *

Изри курит во дворе, а я в кухне с Василой. Это, в общем-то, не совсем кухня. Здесь, на ферме, есть одна большая комната с огромным камином. Прямоугольный стол, накрытый желто-зеленой клеенкой, четыре деревянных стула, дровяная печка для готовки, маленький холодильник и шкаф для хранения провизии. Узкая крутая лестница ведет на второй этаж, там две комнаты. Изри предупредил Василу, что мы будем спать в одной кровати, и она ничего не сказала.

Напротив дома – большой курятник, где весь день бродит десяток кур.

Васила хочет приготовить на ужин мясное рагу, и я предлагаю свою помощь. Она с удивлением на меня смотрит, наверное, беспокоится, что я все испорчу.

– Не волнуйтесь, мадам, – говорю я с улыбкой. – Я уже давно научилась готовить. Так что идите спокойно к Изри. Уверена, вы по нему соскучились…

– Спасибо, дочка.

– Не за что, мадам. Это вам спасибо за прием.

– Можешь звать меня Василой.

– Хорошо, Васила.

Она уходит, и я принимаюсь за работу. Окно открыто, и я вижу, как она подходит к Изри.

– Как дела, сынок?

– Очень хорошо, джедда[8]. А у тебя?

Он поднимается, чтобы уступить ей стул. Старый разболтанный стул, уличный наверное. У меня теплеет на душе, когда я вижу их вместе, рядом друг с другом.

– У меня тоже хорошо, – говорит она. – Тама захотела приготовить ужин.

– Пусть готовит. Увидишь, как у нее отлично получается!

Он обнимает бабушку за плечи.

– Симпатичная девчушка! – негромко говорит та.

Она, конечно, не знает, что я все прекрасно слышу.

– Симпатичная и очень милая. Я так рада за тебя. Ты же к ней хорошо относишься?

– Да, джедда. Не беспокойся!

– Проведаем Хашима?

– Завтра сходим, – обещает Изри.

Когда на дворе темнеет, Изри подкладывает в камин поленья и разводит огонь. Мы долго греемся, и я очарована игрой пламени.

Потом мы садимся за стол, и я молюсь, чтобы ужин пришелся Василе по душе. Сначала она нюхает содержимое тарелки. И после первой ложки выдает вердикт:

– Ты прекрасно готовишь, Тама!

– Спасибо, Васила.

Потом она поворачивает голову к Изри и улыбается:

– Хороший выбор, сынок!.. А как вы познакомились?

Мы с Изри незаметно переглядываемся. Я предпочитаю, чтобы на этот непростой вопрос ответил он. Изри, наверное, расскажет какую-нибудь историю, красивую и выдуманную.

– Межда привезла ее…

Улыбка Василы исчезает, глаза тускнеют.

– Отдала Сефане с мужем, а потом забрала, когда Таме исполнилось тринадцать. Но Межда плохо с ней обращалась, поэтому теперь Тама живет у меня.

– Моя дочь – демон, – шепчет Васила. – Демон, вышедший замуж за настоящего дьявола…

Я вздрагиваю, Васила берет меня за руку.

– Я надеюсь, ты ее простишь, – говорит она. – У нее дрянное нутро, я так и не смогла понять, что тому виной… Я растила ее в любви, ведь она была моей единственной дочерью… Единственным ребенком. До нее у меня был сын, но он умер, едва ему исполнилось десять лет.

– Простите, я не знала. Отчего он умер?

– Тама! – восклицает Изри и строго на нее смотрит.

– Простите, – шепчу я.

– Ничего, Тама, – успокаивает Васила. – Его убил какой-то сумасшедший псих. Этого человека так и не нашли…

Наступает долгое молчание. Я жалею, что задала свой вопрос, но мне важно все, что касается Изри…