Каждый час ранит, последний убивает

Я кладу голову ему на плечо и жадно рассматриваю незнакомый пейзаж. Столько всего еще надо узнать… Я ничего или почти ничего не знаю об этом мире. Что я видела – три или четыре марокканские деревни, два аэропорта, два района в Монпелье. Я снова отдаю себе отчет, до какой степени мой мирок крохотный. До какой степени я жажду новых открытий.

– Я буду очень рада познакомиться с Василой, – говорю я. – Потому что у меня никогда не было бабушки. Кроме мадам Маргариты…

71

Она уснула. Долго засыпала – из-за страха. Но теперь Габриэль был уверен, что она больше не попытается убежать.

Прошло всего несколько часов после того, как он заставил ее спуститься в собственную могилу, а это, наверное, самая ужасная вещь в мире.

Приближался вечер, но Габриэлю не хотелось уходить из комнаты. Уходить от нее.

От этой совсем молодой женщины, которая забыла, как ее зовут. Если память не вернется, надо будет придумать ей другое имя. Он закрыл глаза, то ли бодрствуя, то ли засыпая, отдаваясь на волю воспоминаний и снов.

Будут ли они сегодня к нему снисходительны? Ведь он же отказался пока убивать незнакомку, а за это его могли бы и вознаградить.

Он перенесся в лес, похожий на настоящий…

…Он на Гайе, лошадь медленно продвигается вперед. Льет холодный колючий дождь. Вдруг Гайя останавливается и встает на дыбы. Габриэлю удается ее успокоить, и он замечает на дороге огромную яму. Он слезает с лошади и подходит к яме. Это могила, внутри – силуэт под белой простыней. Он падает на колени, кричит. Его крик разносится по всему лесу…

Габриэль резко открыл глаза. Подождал, пока сердце успокоится, и снова погрузился в сон…

…Он заходит в какой-то дом. Ни звука, ни шороха.

Поднимается по бесконечной лестнице. Множество ступеней, темный коридор. Время суток непонятно. Просто темнота. Он толкает первую дверь и видит спящего ребенка, который прижимает к себе мягкую игрушку. Это мальчик лет пяти.

Габриэль аккуратно закрывает дверь и идет дальше по узкому коридору. Открывает следующую дверь – в комнате спит женщина. Он вынимает из кармана куртки автоматический пистолет, прикручивает глушитель и подходит к кровати. Женщина просыпается, но не успевает даже крикнуть. Габриэль зажимает ей рот ладонью и направляет пистолет в горло. Она безмолвно взывает к его жалости, но Габриэля это не останавливает. Его никогда ничто не останавливает…

Он снова проснулся. Перед глазами стоит маленький мальчик, прижимающий игрушку к груди. Он никогда не забудет это видение. Но никогда ни о чем не пожалеет.

Такова цена. Он это знал, знал всегда.

Он снова идет по коридору, попадает еще в одну комнату, это родильное отделение…

…Несмотря на боль, Луиза ему улыбается. Она вот-вот станет матерью, а он еще не понимает, что скоро станет отцом. Что из живота его любимой женщины родится его ребенок…

Они не хотели знать пол будущего ребенка, просто выбрали два имени.

Роман, если будет мальчик.

Лана, если родится девочка…

72

Когда мы приезжаем к Василе, Тама смущается. Она все время боится произвести плохое впечатление, не понимает, конечно, что похожа на ангела. Что ее улыбка способна залечить любые раны, а мягкий и всегда немного грустный взгляд – мощное противоядие от жестокости в целом мире.

Мы пообедали по дороге, заехали в ресторан на берегу озера, и Тама задавала мне вопросы об отце. Раньше она не решалась ничего у меня спрашивать. Но я не смог ей ответить. Даже сегодня я не могу о нем вспоминать. Как только я о нем заговариваю, у меня сжимается горло, крутит живот, трясутся руки. Только Тама знает, до какой степени мысли о нем меня преследуют. Только она делит со мной мои кошмары, хотя я о них и не рассказываю.

Я ей просто ответил, что теперь мой отец – Маню.

Васила удивилась, когда увидела, что я приехал не один. Я впервые приезжаю в компании девушки. Она спрашивает ее имя, обнимает.

Бабушка у меня такая. Она сразу поняла, что я люблю Таму. Значит, и она ее будет любить.

Старая ферма еще больше обветшала, но Васила никогда отсюда не уедет. Здесь она у себя дома. Здесь все, как она хочет. Здесь она жила с дедушкой, когда тот медленно угасал. Она каждый день сидела с ним, мыла его, кормила, ободряла. Каждый день рассказывала, что происходит вокруг: о людях, о мире, который с каждой минутой уходил от него все дальше.

Каждый день доказывала ему свою любовь, свою преданность.

Именно поэтому я ею восхищался. Восхищаюсь и сейчас.

Сначала она обняла Таму, потом меня. С удивительной силой обняла. В этих руках я находил успокоение, но Тама об этом не знает.

Когда мне было девять лет и мы только приехали в Париж, я убежал из дому. Я взял лишь маленькую сумку с кое-какой одеждой. У меня не было ни денег, ни документов. Ничего не было, кроме глубоких ран и желания умереть.

Я ехал автостопом, рассказывал небылицы, врал. Пять дней спустя я очутился здесь, у бабушки с дедушкой.