А дума и мысль у воевод, которые сидят в монастыре: кому Москва здастся – тому и монастырь, а на вылоску не выходят часто для тово, что все больны, а болезнь цынга, а ничем собе ноги нихто не емлет. А воевода Олексей Голохвастов неможет – ноги у нево отнелися цынгою. А из дворян многож неможет, и стригутца в чернецы и помирают, а хто имянем и того не ведает <…> А стрельцов нету и двадцати, и те все не могут. А воинских людей боярских сто з два. А казаков, которые пришли с Сухим Останковым, и тех осталось всего сорок, а те все померли <…> А пороху и запасу, сказывают много (слышал своеи братьи), а сам про все подлинно не ведает <…> А мор великой: на худой день похоронят человек пятьдесят, а на иной – положат и сто. А лошади де мрут же, потому что сена нету. А старых братьев осталось всево братов сорок, а те все померли.
Письмо из осажденного монастыря Соломониды Ржевской, служительницы старицы Ольги, сообщает, что к июлю 1609 года мор утих, а в живых осталось не более трети осажденных. Всего же за время осады в боях, от ран и своей смертью умерли, согласно Авраамию Палицыну, 2125 человек, «кроме женска полу и недорослей и маломощных и старых».
Обессилевшие защитники обители представлялись Сапеге легкой добычей. В конце июня 1609 года он собрал около 3 тысяч солдат и до 5 тысяч даточных людей, и предпринял штурм монастыря. Но троицкие пушкари умелыми выстрелами расстроили ряды нападавших. Сапежинцы понесли большие потери во время штурма и последовавшей за ним вылазки осажденных. Даточные люди, да и многие дворяне, служившие в войске Сапеги, разбежались, видя в этом поражении небесное наказание нечестивцам, посягнувшим на святыню. Разъяренный гетман, пополнив свое войско до 12 тысяч, ночью 28 июля бросил эту громаду людей на монастырские стены. Казалось, гибель монастыря неминуема, но осажденных спасло чудо: в темноте отряды тушинцев смешались, возникла неразбериха, и, приняв своих за врагов, иноземцы бросились на русских. Под стенами монастыря развернулась кровавая сеча, атака захлебнулась, а войско Сапеги понесло большие потери.
«Мы рассчитывали вместе с Сапегой, а значит с большими силами, пойти на Скопина, но вместо этого только потеряли людей, загубив их на штурмах», – вспоминали участники осады. Защитники обители, напротив, усмотрели в этом яркое свидетельство того, что Господь помогает верным в борьбе против иноземцев и «воров». Вдохновленные успехом, они совершили успешную вылазку и захватили стадо лошадей и коров, принадлежавшее сапежинцам.
В октябре 1609 года на помощь Троице-Сергиеву монастырю прибыл воевода Д. В. Жеребцов с отрядом в 300–400 человек, посланный князем М. В. Скопиным-Шуйским, двигавшимся во главе большой армии на помощь Троице и Москве. Прибытие Жеребцова возобновило старые конфликты, но воевода сумел завоевать авторитет и взял в свои руки управление не только военными, но и хозяйственными делами. Он добился справедливого распределения продуктов из монастырской казны. Князь Г. Б. Долгоруков с горя запил и уступил Жеребцову лидерство. Тогда же Сапега возобновил атаки на монастырь, но вновь потерпел неудачу.
В начале января 1610 года войско защитников монастыря пополнилось отрядом в 500 ратников воеводы Григория Леонтьевича Валуева. Воеводы «втопташа» неприятеля в «таборы»
и станищя их около табор зажгоша. И милостию пребезначальной Троица литовских людей многих побили и языки поимали <…> На польских же и литовских людей и руских изменников тогда страх велик нападе и в недоумении быша…
Это были последние дни обороны. Тушинский лагерь распался, а Скопин-Шуйский уже стоял в Александровой слободе. 12 января Сапега снял осаду и отступил в Дмитров. Вскоре он был разбит князем И. С. Куракиным и ушел с небольшими силами в Волок Ламский, потеряв большую часть награбленного добра.
Смута на северо-западе