Карсак. Том 2 (3)

из таких перелетов я познакомился с прелестной девушкой,

Альтией, которая была триллом, актрисой большого театра.

На первых порах у нас все шло лучше некуда, но затем она

предпочла мне другого, и, чтобы забыть ее поскорее, я и хо-

тел улететь на Меркурий.

В Герукои я провел два года своей жизни. Мы распола-

гали там целым научным городком, раскинувшимся у под-

ножия горы Теней, на терминаторе, на 10 градусе северной

широты. Над поверхностью выступали лишь четыре купола

с антитермическим покрытием. Два из них находились в зоне

вечных сумерек, почти на границе жаркого пояса; два дру-

гих — в зоне вечной ночи. Субструктуры, напротив, прости-

рались под знойным полушарием, где, то тут, то там, рядом

с зеркалами, улавливающими солнечную энергию, высились

различные автоматические обсерватории.

На Меркурии постоянно находилось не более трехсот че-

ловек, мужчин и женщин, и все они были текнами. Я прибыл

туда в день своего двадцатипятилетия. Космолет доставил

меня в астропорт темного полушария. Я едва успел разгля-

деть голую замороженную почву, поблескивавшую в свете

прожекторов, прежде чем спустился в подземелье.

Я никогда не забуду свою первую вылазку, случившуюся

несколькими днями позднее. Наша небольшая группа вы-

бралась на поверхность через шлюз блока № 4. Нас окружала

ледяная ночь. В небе сверкали неподвижные звезды, ослепи-

тельный свет Венеры отбрасывал на почву наши тени. Мы

сели в некое массивное транспортное средство, специально

сконструированное для малых планет со слабым притяжени-

ем. За рулем находился Сни, прибывший в Герукои на полго-

да раньше меня, а впоследствии ставший моим ассистентом.

Мы двинулись к терминатору. По мере нашего к нему при-

ближения сумерки медленно рассеивались. Вершина горы

248

Теней, расположенная у границы темной зоны, сверкала

на фоне черного неба, освещенная косыми лучами Солнца

и казавшаяся нереальной, словно висящей в пустоте над

странно переливающимися тенями, благодаря которым

гора и получила это название. Мы проехали мимо блоков

№ 1 и № 2 и оказались в знойном полушарии. Фильтрующие

экраны мгновенно оградили нас от слепящего света. Я услы-

шал, как потрескивает от жара кузов машины.

— Расширение, — пояснил Сни. — Внешняя, антитер-

мическая броня — из подвижных пластин, вот они и ходят

туда-сюда.

Наша машина не позволяла углубиться в освещенную

зону. Без скафандров или специальных транспортных

средств, сберегавших полученную энергию, удаляться более

чем на двести метров от терминатора не рекомендовалось.

В центре освещенного полушария температура превышала

700 градусов от абсолютного нуля. Я побывал там лишь од-

нажды, воспользовавшись подземным туннелем, когда по-

надобилось осмотреть главную солнечную энергоцентраль,

расположенную в глубине долины. Ее мощные генераторы

приводились в движение турбинами, работавшими на пере-

гретом ртутном пару́.

В тот раз мы добрались только до 30 градуса долготы.

Но впоследствии я часто выходил на поверхность. Крайне

сухая почва Меркурия представляет собой сплошное нагро-

мождение глыб, растрескавшихся от резких колебаний еще

в те далекие времена, когда планета вращалась вокруг своей

собственной оси, — хотя, как знать: может, они растреска-

лись и по другой, не известной мне причине? Иногда передо

мной вздымались мрачные голые скалы, порой попадались

долины, заполненные тончайшим сыпучим пеплом, в кото-

ром можно было утонуть, как в воде. Люди погибали в них,

засыпанные неведомой высоты грудами песка. Никакими

словами не описать мертвящий ужас этих равнин, над кото-

рыми на фоне безумного неба, озаренного заревом Солнца,

вздымаются черные вулканы!

В подземных городах жизнь чем-то напоминала ту, кото-

рой живут ваши полярные экспедиции. Нас было достаточно

много, чтобы вид одних и тех же слишком знакомых лиц

250

не вызывал неприязни; напротив, нас всех, или почти всех, связывала тесная дружба. Нас объединял «меркурианский»

дух, как мы говорили, дух, который сохранялся даже после

возвращения на Землю, возрождаясь на «дружеских встре-

чах бывших меркурианцев». Все меркурианцы были добро-

вольцами, и лишь немногие просили сократить им обычный

срок в три земных года. Большинство рано или поздно снова

возвращалось на Меркурий. Некоторые здесь даже родились,

например, старина Хорам, единственный человек, который

действительно знал всю планету. О ее ледяных или раскален-

ных пустынях он говорил с безмерной любовью.

Проведя на Меркурии год, я написал служебную записку

о солнечных пятнах, которая принесла мне должность ди-

ректора обсерватории, и назначил Сни своим ассистентом.

Это был молчаливый, но не унылый парень, великолепный

физик, хотя и не гениальный, но главное — абсолютно на-

дежный. Он был старше меня на год, мы познакомились еще

в университете. Я весьма ценил серьезность и солидность

его рассуждений, пусть они и не были блестящими. Тогда

мне казалось, что этого поста он заслуживал уже благодаря

одним лишь этим своим достоинствам, но теперь, смотря со

стороны, я задаюсь вопросом: а не сыграл ли определенную

роль в моем выборе тот факт, что он был кузеном Альтии?