магические формулы, с помощью которых из первоначально-
го Хаоса бралось нужное. Хор-Атла бесшумно приблизился,
полистал книгу и отправил богов в небытие. Его охватила
448
огромная радость. Его мечта осуществилась! Теперь бессмер-
тие, всемогущество и всезнание будут принадлежать ему! Он
жадно прочел все книги и узнал таким образом все тайны
Вселенной. Он стал богом!
И тогда ему сделалось скучно…
ШТРИХОВКА
HACHURES
1954
Это ж надо быть таким дураком!
За мою уже достаточно продолжительную жизнь не-
сносный характер не раз меня подводил, но никогда
еще я так не жалел о вспышке гнева. Подумать только: в моих
руках был секрет межпланетного общения, быть может, даже
межпланетных путешествий… а я все разрушил, тупо, в по-
рыве дурного настроения…
Это случилось уже довольно-таки давно. Три года тому
назад, если быть точным. И вот уже три года я каждое утро
встаю перед зеркалом и с горечью повторяю: «Жак Бернар,
ты — осел!»
Ладно! Какой смысл плакать над пролитым молоком, как
любила повторять моя старая тетушка. Вот как все было.
6 апреля 1955 года — будь проклят тот день! — явившись
в институт, я сразу же отправился в чертежный зал. Накануне
я оставил там целую серию крупных геологических профи-
лей, которые нужно было скопировать на кальку и покрыть
штриховкой. Чертежником у нас тогда работал — да и сейчас
работает — весьма своеобразный тип, молодой кретин, на-
прочь лишенный инициативности, но превосходно выполня-
ющий запрашиваемые чертежи… когда ты ему все подробно
растолкуешь. Это безликое, предающееся грёзам, вечно сон-
ное существо, преисполненное болезненной раздражитель-
453
ности. Не берусь объяснить, как ему вообще удается провести
прямую линию, тем не менее, факт есть факт: он вычерчивает
линии абсолютной прямизны с размеренностью автомата.
Когда я вошел в зал, он как раз заканчивал штриховать по-
следний профиль — с одной стороны его приоткрытого рта
болтался высунутый от усердия язык, с другой торчал, словно
приклеенный, вечный, уже погасший окурок.
— Вот, патрон, готово. Пришлось с полночи проработать,
чтобы успеть к утру.
Он гордо протянул мне рулон чертежей. Я схватил его,
развернул — и не сдержался:
— Кретин! Неандерталец! Питекантроп! Я же сказал: «не-
прерывная штриховка», диплодок вы безмозглый! А вы мне
что сделали? Штриховку прерывистыми линиями! Да еще
неравномерно расположенными! Точки, тире — и все это
абы как! Точка, точка, черточка, точка, черточка! Черт бы
вас побрал! Никогда не знаешь, когда поручаешь вам что-
нибудь, что из этого выйдет! Боже правый, да вы мне сейчас
все переделаете, и немедленно!
Я в ярости скомкал весь рулон и наклонился, чтобы бро-
сить его в погасшую печь.
— Подождите, патрон! Похоже, я потерял один оригинал!
— Только этого не хватало!.. И какой же?
— Профиль большого карьера Дельпон!
Разгладив листки, я вытащил обозначенный профиль.
— Хорошо. Сделаете вот с этого. Только на сей раз без фо-
кусов, или вылетите с работы к чертям собачьим!.. Да и вооб-
ще, — добавил я, уже смягчаясь, — как вы могли учудить такое?
— Не знаю, патрон. Работал поздно, похоже, задремал
немного. Я был очень уставший, но знал, что это срочно и…
Мне стало жаль его, так старавшегося как можно лучше
выполнить порученную ему работу, но получившего лишь
нагоняй.
— А вот этот? Вы же как раз заканчивали его, когда
я вошел.
— Ну так, когда я утром увидел, что у меня все остальные
чертежи покрыты нестандартной штриховкой, то решил, что
и этот сделаю таким же, чтобы все ваши фигуры выглядели
одинаково.
454
Обезоруженный его простодушной искренностью,
я расхохотался.
— Ладно, ничего страшного. Сделайте заново по черно-
вым наброскам. А что касается профиля карьера Дельпон,
то я занесу вам его после обеда. На утро вам хватит работы
и с другими.
И я бросил рулон, снова уже смятый, в печку.
В тот день я был очень занят и совершенно забыл про свер-
нутую в комок чертежную кальку, оставшуюся в моем карма-
не. В половине двенадцатого я покинул институт и отправил-
ся домой на обед. Я был весь на взводе — все утро пришлось
принимать докучливых посетителей — и сердился из-за того,
что не мог, за неимением иллюстраций, немедленно передать
для печати уже готовую статью. Я пообедал в таком хмуром
молчании, что в конечном счете жена поинтересовалась:
— В чем дело, Жак?
— В чем дело?.. Да в том, что этот идиот-чертежник снова
принялся за свое! Вчера я отдал ему на штриховку несколько
геологических профилей, и знаешь, что он сделал? Покрыл
их точками и черточками, даже не упорядоченными! Вот,
взгляни! Настоящая азбука Морзе, иначе и не скажешь!
Морзе? Меня словно обухом огрели! Неужели этот болван
специально надо мной издевается? Тотчас же сложив салфет-
ку, я поднялся в свой кабинет, взял «Пти Ларусс»* — я уже
давным-давно забыл азбуку Морзе — и, положив перед собой
лист бумаги, вооружившись карандашом, принялся изучать
штриховку.
Мысль сама по себе была абсурдной, и я даже разозлил-
ся немного на себя, что теряю вот так свое время, даже хо-
тел было встать и уйти. И почему только я этого не сделал!
Сейчас бы я так себя не изводил!.. Но до трех часов особых