Читаем Карсак. Том 2 (3) полностью

магические формулы, с помощью которых из первоначально-

го Хаоса бралось нужное. Хор-Атла бесшумно приблизился,

полистал книгу и отправил богов в небытие. Его охватила

448

огромная радость. Его мечта осуществилась! Теперь бессмер-

тие, всемогущество и всезнание будут принадлежать ему! Он

жадно прочел все книги и узнал таким образом все тайны

Вселенной. Он стал богом!

И тогда ему сделалось скучно…

ШТРИХОВКА

HACHURES

1954

Это ж надо быть таким дураком!

За мою уже достаточно продолжительную жизнь не-

сносный характер не раз меня подводил, но никогда

еще я так не жалел о вспышке гнева. Подумать только: в моих

руках был секрет межпланетного общения, быть может, даже

межпланетных путешествий… а я все разрушил, тупо, в по-

рыве дурного настроения…

Это случилось уже довольно-таки давно. Три года тому

назад, если быть точным. И вот уже три года я каждое утро

встаю перед зеркалом и с горечью повторяю: «Жак Бернар,

ты — осел!»

Ладно! Какой смысл плакать над пролитым молоком, как

любила повторять моя старая тетушка. Вот как все было.

6 апреля 1955 года — будь проклят тот день! — явившись

в институт, я сразу же отправился в чертежный зал. Накануне

я оставил там целую серию крупных геологических профи-

лей, которые нужно было скопировать на кальку и покрыть

штриховкой. Чертежником у нас тогда работал — да и сейчас

работает — весьма своеобразный тип, молодой кретин, на-

прочь лишенный инициативности, но превосходно выполня-

ющий запрашиваемые чертежи… когда ты ему все подробно

растолкуешь. Это безликое, предающееся грёзам, вечно сон-

ное существо, преисполненное болезненной раздражитель-

453

ности. Не берусь объяснить, как ему вообще удается провести

прямую линию, тем не менее, факт есть факт: он вычерчивает

линии абсолютной прямизны с размеренностью автомата.

Когда я вошел в зал, он как раз заканчивал штриховать по-

следний профиль — с одной стороны его приоткрытого рта

болтался высунутый от усердия язык, с другой торчал, словно

приклеенный, вечный, уже погасший окурок.

— Вот, патрон, готово. Пришлось с полночи проработать,

чтобы успеть к утру.

Он гордо протянул мне рулон чертежей. Я схватил его,

развернул — и не сдержался:

— Кретин! Неандерталец! Питекантроп! Я же сказал: «не-

прерывная штриховка», диплодок вы безмозглый! А вы мне

что сделали? Штриховку прерывистыми линиями! Да еще

неравномерно расположенными! Точки, тире — и все это

абы как! Точка, точка, черточка, точка, черточка! Черт бы

вас побрал! Никогда не знаешь, когда поручаешь вам что-

нибудь, что из этого выйдет! Боже правый, да вы мне сейчас

все переделаете, и немедленно!

Я в ярости скомкал весь рулон и наклонился, чтобы бро-

сить его в погасшую печь.

— Подождите, патрон! Похоже, я потерял один оригинал!

— Только этого не хватало!.. И какой же?

— Профиль большого карьера Дельпон!

Разгладив листки, я вытащил обозначенный профиль.

— Хорошо. Сделаете вот с этого. Только на сей раз без фо-

кусов, или вылетите с работы к чертям собачьим!.. Да и вооб-

ще, — добавил я, уже смягчаясь, — как вы могли учудить такое?

— Не знаю, патрон. Работал поздно, похоже, задремал

немного. Я был очень уставший, но знал, что это срочно и…

Мне стало жаль его, так старавшегося как можно лучше

выполнить порученную ему работу, но получившего лишь

нагоняй.

— А вот этот? Вы же как раз заканчивали его, когда

я вошел.

— Ну так, когда я утром увидел, что у меня все остальные

чертежи покрыты нестандартной штриховкой, то решил, что

и этот сделаю таким же, чтобы все ваши фигуры выглядели

одинаково.

454

Обезоруженный его простодушной искренностью,

я расхохотался.

— Ладно, ничего страшного. Сделайте заново по черно-

вым наброскам. А что касается профиля карьера Дельпон,

то я занесу вам его после обеда. На утро вам хватит работы

и с другими.

И я бросил рулон, снова уже смятый, в печку.

В тот день я был очень занят и совершенно забыл про свер-

нутую в комок чертежную кальку, оставшуюся в моем карма-

не. В половине двенадцатого я покинул институт и отправил-

ся домой на обед. Я был весь на взводе — все утро пришлось

принимать докучливых посетителей — и сердился из-за того,

что не мог, за неимением иллюстраций, немедленно передать

для печати уже готовую статью. Я пообедал в таком хмуром

молчании, что в конечном счете жена поинтересовалась:

— В чем дело, Жак?

— В чем дело?.. Да в том, что этот идиот-чертежник снова

принялся за свое! Вчера я отдал ему на штриховку несколько

геологических профилей, и знаешь, что он сделал? Покрыл

их точками и черточками, даже не упорядоченными! Вот,

взгляни! Настоящая азбука Морзе, иначе и не скажешь!

Морзе? Меня словно обухом огрели! Неужели этот болван

специально надо мной издевается? Тотчас же сложив салфет-

ку, я поднялся в свой кабинет, взял «Пти Ларусс»* — я уже

давным-давно забыл азбуку Морзе — и, положив перед собой

лист бумаги, вооружившись карандашом, принялся изучать

штриховку.

Мысль сама по себе была абсурдной, и я даже разозлил-

ся немного на себя, что теряю вот так свое время, даже хо-

тел было встать и уйти. И почему только я этого не сделал!

Сейчас бы я так себя не изводил!.. Но до трех часов особых

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 знаменитых харьковчан
100 знаменитых харьковчан

Дмитрий Багалей и Александр Ахиезер, Николай Барабашов и Василий Каразин, Клавдия Шульженко и Ирина Бугримова, Людмила Гурченко и Любовь Малая, Владимир Крайнев и Антон Макаренко… Что объединяет этих людей — столь разных по роду деятельности, живущих в разные годы и в разных городах? Один факт — они так или иначе связаны с Харьковом.Выстраивать героев этой книги по принципу «кто знаменитее» — просто абсурдно. Главное — они любили и любят свой город и прославили его своими делами. Надеемся, что эти сто биографий помогут читателю почувствовать ритм жизни этого города, узнать больше о его истории, просто понять его. Тем более что в книгу вошли и очерки о харьковчанах, имена которых сейчас на слуху у всех горожан, — об Арсене Авакове, Владимире Шумилкине, Александре Фельдмане. Эти люди создают сегодняшнюю историю Харькова.Как знать, возможно, прочитав эту книгу, кто-то испытает чувство гордости за своих знаменитых земляков и посмотрит на Харьков другими глазами.

Владислав Леонидович Карнацевич

Неотсортированное / Энциклопедии / Словари и Энциклопедии